Мятная конфета (1999)

Много слов сказано на тему “Мятной конфеты” с точки зрения истории Южной Кореи и ударов, через которые прошло корейское общество. Тем не менее я бы посмотрел на вторую полнометражную работу Ли Чхан-дона как на общечеловеческую историю и кино, которое может дать ответы на многие вопросы современного человека о себе и о том, что происходит в обществе вокруг.

“Мятная конфета” - фильм о том, как судьба может сломать каждого из нас через колено, а потом не оставить практически никакого выбора. Главный герой Ким в начале оказывается под железнодорожным мостом в сером костюме с галстуком неподалеку от пикника, который решили устроить старые друзья из небольшого городка. Отличный повод – собраться спустя 20 лет в том же месте, выпить, спеть пару песен и узнать о жизни друг друга. Казалось бы. Но если вся остальная компания спокойно готовится посидеть в кругу, как и 20 лет назад (будто их и не было), то для Кима за эти два десятилетия изменилось всё - и мир вокруг, и он сам. Вопрос, что именно привело его к полной дезинтеграции личности, он идет задавать приближающемуся поезду. Дал ли главному герою ответ несущийся локомотив, или нет, Ли Чхан-дон нам не расскажет, но зато поведает удивительную историю судьбы человека, 20 лет назад мечтавшего стать фотографом.

На одном из альтернативных постеров фигурирует слоган “Time travel to find lost innocence” - это более чем ёмкое описание повествования и идеи, которую Ли Чхан-дон заложил в свою картину. Любой, кто сталкивался в жизни с психотерапией, понимает, что для решения психологической проблемы для начала важно понять, где ее истоки. В какой момент появилась неисчезающая тревога, когда манипуляции и обман стали нормой, а насилие вошло в повседневность? Символом утраченной чистоты и невинности главного героя стали белоснежные мятные конфеты. Но как они пришли в жизнь Кима и как они из нее исчезли? Об этом расскажут в 7 главах - каждая о ключевом моменте в биографии.

Железнодорожный мост выбран отправной точкой фильма неслучайно - это соединяющее звено между прошлым и будущим. В начале картины Ким начинает двигаться по железной дороге в обратном направлении - в сторону своего прошлого. Вставки с ностальгической музыкой в движении по рельсам подсознания наперекор времени лишь подчеркивают тот факт, что в душе Кима тоже есть тепло, есть искренность и утерянная из-за ошибок и случайностей любовь. Однако, кому вокруг это интересно? Когда несчастный Ким становится на рельсы перед приближающимся поездом, а его давние друзья продолжают пикник, танцуя и исполняя любимые песни.

Аплодирую тому, как Ли Чхан-дону удалось вместить так много всего в 2 с лишним часа.

9 из 10

По сравнению с откровенно дилетантским полнометражным дебютом «Зеленая рыба» следующий фильм Ли Чан Дона «Мятная конфета» — значительный шаг режиссера вперед: более чем двухчасовое повествование охватывает двадцать лет из жизни персонажей на фоне развития страны. На несколько лет обогнав «Необратимость» в плане формального новаторства и рассказывая историю задом наперед, большими сегментами, но при этом не пытаясь никого шокировать обилием насилия и секса, Ли Чан Дон создает диаметрально противоположное фильму Гаспара Ноэ высказывание, проникнутое не мизантропией и депрессией, а гуманизмом и просветленностью. Конечно, эта лента Ли Чан Дона, как и другие его работы, выставляют его несколько лайтовым режиссером, в сравнении с его соотечественниками Ким Ки Дуком и Чхан Ук Паком, в чем, наверное, и причина его малой популярности на Западе и в России, ищущих острых ощущений.

Тем не менее за внешней, пусть и виртуозной мишурой других корейских режиссеров часто просто не стоит любовь к человеку, снисходительность к его ошибкам, попытка разобраться в причинах того, почему он стал животным. Приверженность к визуализации жестокости и всевозможных перверсий в кино Южной Кореи вызвано, как считает Ли Чан Дон, и как показывает «Мятная конфета», нездоровым социальным климатом, погруженностью восточной созерцательной ментальности, не ведающей о западном понятии личности, в рыночный социал-дарвинистский контекст. Главный герой «Мятной конфеты» первую треть фильма кажется совершенно неадекватным, агрессивным психопатом, калечащим существование окружающих, и лишь погружаясь постепенно, год за годом в историю его жизни, мы узнаем, как работа в полиции, служба в армии, религиозный фанатизм жены, несчастливая первая любовь сделали его зверем.

Герой — одновременно и жертва, и палач своей собственной жизни, трудности и беды сыплются на него из года в год, из десятилетия в десятилетие, все более ожесточая, и лишь мятные конфеты, которые присылала ему в армию его первая любовь, становятся метафорой недостижимой и невозможной для него нежности и теплоты, мечты о ненасильственной коммуникации с миром, которая у него все никак не получается. Насилия в фильме много по меркам азиатского кино тех лет и тем более классического кино Японии и Китая, однако, не больше, чем сейчас: просто «Остров», «Береговая охрана» и «Олдбой» в тот момент еще не вышли на экраны. В «Мятной конфете» Ли Чан Дон, как бы его, как жителя Азии, не тянуло к чрезмерности, все же сохраняет баланс между сильнодействующими и обычными, стандартными приемами киноязыка.

Развиваясь в обратном порядке, нарратив не запутывается при этом, чередуя мирные, гармоничные периоды в жизни героя с экзистенциальными разломами в ней. Однако, как показывает финал «Мятной конфеты», тоже парадоксальным образом рифмующийся с концом «Необратимости», хорошо герою не было никогда: собственные страсти и эмоциональное давление общества уже в юности лишили его покоя. Как бы беспощаден и жесток к зрителю не был режиссер, показывая беспредел в южнокорейской полиции и армии, он все равно расставляет акценты в «Мятной конфете» так, что экзистенциальное, бытийное превалирует над социальным, и герой сам волен решать, сломаться ли ему под прессом среды, или противостоять ему во имя сохранения собственной человечности.

Конечно, никакого осуждения главного героя, этого палача и жертвы собственной жизни в одном лице у режиссера нет, более того, он сегментированно строит фильм, используя образ поезда, погружающегося в прошлое, чтобы и зритель не осудил его. Поезд истории, а вместе с тем и нарратива, будучи развернут фантазией Ли Чан Дона вспять, проносится вглубь времени, увлекая нас и героя за собой, чтобы мы увидели тот период, когда еще были счастливы, когда наша жизнь нашими же усилиями еще не была разрушена. И то, что этот обратный ход возможен только в кино, еще раз доказывает, что искусство Десятой Музы — это магия воскрешения нереализованного и обретения утраченного. Так на наших глазах частично социальная, частично бытийная «Мятная конфета» приобретает характеристики еще и метафильма, становясь размышлением о возможностях кино.

Наша земная жизнь похожа на поездку по железной дороге. Едешь быстро и не видишь ни того, что впереди, ни — главное — локомотива.

Винсент Ван Гог

Где я? Что я делаю? Зачем? Три вопроса, аки три прощальных всполоха здравомыслия, кои могли бы промелькнуть в сознании главного героя, допрежь того как он, стоя на железнодорожной эстакаде, оборотился во фрунт выезжающему из мрачного туннеля товарному составу, вознеся при этом руки к небу, точно крылья. Но, поскольку сей драматический акт происходил не на станции Обираловка между Москвой и Санкт-Петербургом, а невдалеке от Сеула и звали героя не Анна, а Ким Йонгху, то и последний крик, вырвавшийся из его измученной страстями души, подобно отчаянному рывку угодившей в силки птахи, был иным: «Я возвращаюсь!»

Аллюзии на Льва Николаевича, а чуть позже и на Фёдора Михайловича, вложившего в уста Раскольникова дилемму о тварях и правах, вовсе не случайны, лишь топор в руках главного героя сменился револьвером, купленным на последние деньги, а старуха-процентщица — биржевым маклером, да сбежавшим с деньгами компаньоном. Пытливый, начитанный зритель без особого труда отыщет и иные намёки с цитатами как литературные, так и кинематографические. Именно в классике и в новейшей истории Республики Корея черпал своё вдохновение выпускник Кёнбукского национального университета Ли Чан Дон, получивший изначально известность, как писатель, а затем сценарист, продюсер и кинорежиссёр. На сей день он снял семь фильмов, все весьма достойного уровня, с крепкой литературно-сценарной основой, что не могло остаться вне зоны внимания Каннского и иных кинофестивалей рангом пониже. «Тайное сияние» номинировалось на Золотую пальмовую ветвь, а три года спустя «Поэзия» её получила за лучший сценарий. Ли Чан Дон — один из ярких представителей корейской «новой волны», и неудивительно, что его «Мятная конфета» — продукт типично постмодернистский. В этом кино автор представляет экзистенциальный взгляд на историю главного героя Ким Йонгху (Соль Ген Гу), разворачивающуюся на фоне истории страны. Режиссёр использовал широко известный в драматургии приём инверсии, показав исход трагедии уже в начале, а далее зрителю представлена череда ретро- и интроспекций, охватившая период в 20 лет. Ли Чан Дон, словно ученик Фрейда и Юнга, погрузил зрителя в сеанс психоанализа, ведя его вниз по ступеням подсознания главного героя, фокусируя внимание на мнемонических следах — отпечатках былых психологических травм. Постепенно вырисовывается полная энграмма, хранящая следы памяти. Автор, как бывалый реставратор, бережно снимал слой за слоем всё наносное с потрёпанного временем портрета героя, добираясь до первоначального, незамутнённого образа — юноши, открытого для искренних чувств; способного пустить слезу, восхитившись красотой обычного полевого цветка; мечтающего о карьере фотохудожника. Всего 20 лет минуло, и юноша уже без стремлений, любви и надежд. Вместе с тем, автор избегает лёгких объяснений характера героя, не даёт ему возможности оправдания, чувства героя остаются вне зоны доступа зрителя, разве что в двух сценах — начальной и финальной показаны эмоциональные пики.

Ключевая роль в картине отведена символам. Они повсюду, даже в названии фильма. Мятная конфета — вкус, связанный с детством и началом юности, — тем романтическим периодом в жизни Ким Йонгху, где было место чистой, непорочной любви, олицетворение которой — девушка Хонгха (Ким Ё Чжин). Только любовь, ни малейшего намёка на плоть. Секс — это два других женских образа — жена и любовница, но в отношениях с ними не нашлось места любви. Те же мятные конфеты, растоптанные солдафонскими сапогами, — прощание с юношескими идеалами, а нелепый выстрел в невинную жертву довершил этот процесс. Дважды в кадре материализован символ детской мечты — фотокамера, но, увы, слишком поздно — нет уже того восторженного романтика. Не менее важная, чем главная, пусть и неодушевлённая, роль отведена в картине поезду, следующему реверсом в прошлое. Ким Йонгху в этом составе не машинист, а лишь пассажир последнего вагона. И вагон тот — сама жизнь, катящаяся по неведомо кем проложенным рельсам, и даже стрелки на пути пререводятся без учвстия героя-пассажира. Судьба играет человеком, а имя той игры — футбол.

Ознакомившись с основной символикой фильма, вернёмся к его началу, дабы взглянуть на трагический финал в ином аспекте. Пред зрителем длинный чёрный тоннель подсознания главного героя, но в самом его конце виден свет, дающий надежду. Невдалеке от тоннеля мост над рекой — звено, связывающее разные этапы жизни, служащее проводником между днём сегодняшним и вчерашним. Мост также является символом удачи. Но какое всё это имеет отношение к финальной трагедии, очевидцем которой зрителю довелось быть в самом начале фильма? А была ли трагедия? Безусловно. Но была ли смерть? Не факт. Её не показали, что довольно необычно для корейского кино, знающего толк в кровавых сценах и не упускающего малейшей возможности их посмаковать. Вспомним, что скорость поезда была не столь высока, и Машинист вполне мог остановить состав в последний миг, блеснув очередным финтом судьбы. Рано ещё тебе в ад, парень, не вся чаша тобой испита. К тому же, частная жизнь Ким Ионгхи — метафора истории самой Кореи, пережившей за короткий отрезок времени череду потрясений: военный переворот и диктатуру Чон Ду Хвана, студенческие волнения в Кванджу и ужесточение борьбы с диссидентами, коррупцию и азиатский экономический кризис, аукнувшийся для России дефолтом. Корея не собирается умирать, она ищет и, возможно, находит собственные пути преодоления трудностей. Но способен ли человек быть хозяином своей судьбы и способно ли отдельное государство, да и всё человечество в целом? Вечный вопрос на который нет ответа. Его знает только время.

«Мятная конфета» -второй режиссёрский опыт знаменитого в Южной Корее писателя, сценариста и будущего министра культуры страны Ли Чан Дона. Несмотря на то, что фильм непосредственно привязан к злободневным корейским реалиям, он остаётся важным и новаторским для всего кинематографа. Не так выверен и совершенен по воплощению заложенной мысли в заданном формальном эксперименте, как следующие работы из скромной фильмографии режиссёра — классика, но исполнен искренней эмоциональностью, компенсирующей категоричность мироощущения авторской позиции.

История странного главного героя рассказана разрозненными фрагментами в обратном порядке и охватывает два десятилетия с 1979 по 1999 год. Двадцать лет жизни одного человека. Двадцать лет жизни одной страны. От рыночной экономики конца 90-х к милитаризированному тоталитаризму конца 70-х. Причинно — следственные связи хоть и спутаны, но не нарушают логику. Композиция выстроена из независимых сюжетов, каждый из которых сгодился бы на короткометражку. Но их связывают не только образы персонажей. Чем глубже в прошлое — тем больше ненавязчивых деталей объясняющих сложившуюся ситуацию с истеричным опустившимся мужчиной среднего возраста желающего покончить с собой.

Переплетение чего-то очень личного, вроде важности мятных леденцов и общественно значимых реформаций слома эпох передано в неразрывной связи. Сила фильма в отношении к главному герою, которое меняется от флэшбэка к флэшбэку. Сочувствие, презрение, жалость, ненависть…Ли Чан Дон не манипулирует зрительскими реакциями. Он сам пытается разобраться, как ему относиться к созданной им противоречивой натуре — винтику, ржавеющему от холодного «ветра перемен». Несчастье винтика в беспощадной самооценке, неумении отпустить прошлое, в попытке сохранить безвозвратно утраченный вкус «мятной» сладости жизни, которую невозможно исправить.

Фрагменты прерываются видом извилистых рельсов и стуком движущегося поезда. Машина воспоминаний запускается с разматыванием неиспользованной плёнки фотоаппарата. Метафор «чистого листа» предостаточно, чтобы личная история режиссёра в радикально импульсивной манере актерской игры стала близка многим. «Мятная конфета» вполне созвучна российским представлениям о ленте ускользающей жизни в культурологической традиции. Переклички судьбы несчастного героя можно усмотреть во множестве работ перестроечного периода, пытающихся осмыслить трансформацию безропотного гражданина автократичного милицейского государства в жестокого монстра — «хозяина жизни» нового типа в капиталистической формации. Особенно близка «Мятная конфета» творчеству Абдрашитова — Миндадзе с их гротесковой реалистичностью и условной дистанцированностью циничных наблюдателей.

В первую же очередь, напрашивается контекстуальная связь по формальному признаку. «Необратимость» Ноэ и «5*2» Озона построены аналогичным принципом «обратного движения» и известнее южнокорейского предшественника. Но Ли Чан Дон интереснее французских коллег. Он лучше реализовал стилистический приём, наполнив его оправданной эпичностью и сознательно пренебрегая провокацией эпатажных ходов. Фильм жесток и жёсток, но сцен насилия, практически нет. Жестокость следует из самой сути фрагментарной концепции, пытающейся методом «реанимируемой памяти» восстановить причины сложившейся деградации общества на примере судьбы одного из его членов. Жёсткость в том, что никакая концепция неспособна приблизить к пониманию данной ситуации. И если сюжетный уровень предоставляет некий гипотетический ответ на вопрос о происхождении «чёрствости» духа, то слеза героя на лужайке радужного пикника вновь ввергает в ожидаемую пессимистичность авторского взгляда.

10 из 10