Кома (1989)

Фильм очень неприятный, но хорошо, что он есть. Я думаю, рваный сюжет связан с тем, что фильм был снят в то время, когда о репрессиях часто говорили, и режиссер исходил из того, что многое будет и так понятно.

Но сегодня, для тех, кто не читал Шаламова и Солженицына, или других лагерных авторов, фильм будет наверняка восприниматься как трэшовая фантазия.

В общем-то фильм как будто представляет собой экранизацию несуществующего рассказа Шаламова. Почему несуществующего: потому что Шаламов в женской колонии побывать, конечно, не мог. Но и у Шаламова много подробностей про обращение с политическими заключенными женского пола и вообще про взаимоотношения заключенных колоний друг с другом.

Сюжет не затянутый, иногда не хватает, чтобы камера сосредоточилась на героине в период её пребывания в лагере, но чтобы в сцене при этом не присутствовали бы другие люди. Где бы можно было лучше понять, что она чувствует и переживает. Возможно, режиссер так и хотел показать, что она «опустилась», и сказать тут больше нечего. «Опустилась» не в общепринятом смысле, а как у Шаламова — закрылась, отключила душу, настроилась только на физическое выживание.

Почему же от фильма остается такое неприятное, тошнотворное послевкусие? Сначала думаешь, что из-за визуального ряда. Но, например, в британском «Одном дне Ивана Денисовича» также все серо и мрачно, по-другому в колонии и быть не могло.

Разница в том, что в «Одном дне», да и у Шаламова, проскальзывают характеры тех, кто не сломался. Тех, кто помогает друг другу, хотя бы словом, хотя бы тем, что не тянет другого ещё больше на дно. А в «Коме» этого нет. Героиня одна, у неё нет подруг, остальные заключенные унижают её точно так же, как и лагерная охрана. Здесь нет друзей, здесь все друг против друга. И сама героиня показана жалкой, не способной бороться, не в каком-то героическом смысле бороться, а просто вот внутри себя бороться, а не жалеть себя. Особенно это видно в сцене с кормлением её малыша, где она наконец-то может быть самой собой, а не улыбаться, как затравленный пес, и по её голосу понятно, что она уже давно сдалась, что она жалеет не только малыша, но и себя, и себе тоже говорит «Попробуй, ну, пожалуйста, попробуй!».

Ну и сцены сексуального насилия усиливают, конечно, общий настрой фильма. В «мужских» лагерных фильмах это не решаются показать, да это и играть мало бы кто согласился, это даже в «Шоушенке» так и остается намеком, только в «Хрусталеве» об этом громко заявляют. И роман с охранником — а была ли любовь? Может ли вечно голодный человек влюбиться так, как влюбляется сытый, а именно бескорыстно? И со стороны кавалера главной героини большой любви тоже не ощущается, скорее напоминает привязанность к ласковому псу, его взгляд на нее напоминает любование добычей.

Фильм стоит посмотреть. Посмотреть и запомнить сцену застолья и то, с каким убеждением тостующий говорит о том, что все они вершат правое дело, борясь с врагам народа. Только потом будет сложно пересматривать старые добрые советские комедии о комсомольских стройках, потому что при каждом улыбающемся холеном лице будет стучать в голове немой вопрос: они про это НЕ знали? Они тоже верили, что травля людей — это правильно? Что за стих на вечеринке можно сесть, что за это нужно насиловать и убивать? Эта сцена с ветеранами войны вызывает в памяти «Анкор, ещё анкор», потому что уважения эти воины также не вызывают. Думается, что эта сцена стала ещё одной причиной полного забвения фильма, потому что тема победы в ВОВ там вроде как осквернена. Но осквернили её не создатели фильма, а те люди, которые там показаны, и которые существовали наряду с теми, кого мы знаем по «В бой идут одни старики» и «А зори здесь тихие».