Гражданин убегающий (1988)

Первый режиссёрский «блин» прекрасной актрисы Елены Октябревны Цыплаковой получился если не комом, то уж точно — не особенно вкусным, хотя после режиссёрского дебюта в фильме «Гражданин убегающий» (1988) Карен Шахназаров пригласил Елену Цыплакову в своё творческое объединение «Старт». Там в 1989 году она сняла свою первую полнометражную картину — «Камышовый рай», которая удостоилась приза за режиссуру на МКФ в Сан-Себастьяне (1990). Вполне возможно, что Карен Георгиевич разглядел в короткометражке «руку мастера», вот только я, как зритель, увидел весьма невразумительное кино. В основе сценария лежит одноимённая повесть Владимира Семёновича Маканина, написанная им в 1978 году, а фильм снят десятью годами позже — в 1988. 10 лет для того периода — цифра весьма ощутимая. Если в 1978 году описанное в повести воспринималось, как попытка писателя вникнуть в судьбу героя-перекати-поле, и через него показать «болото», в котором барахтаются «временщики» на Севере. То «выборка» из повести, сделанная сценаристами Петром Луциком и Алексеем Саморядовым в короткометражке превращается в эпитафию всему социалистическому строю.

То, что в 1978 выглядело критикой жизненной неустроенности отдельного человека, в 1988 стало несовместимым с жизнью диагнозом всему обществу. Жаль, что повесть так «выхолостили», оставив лишь то, что сегодня можно назвать «визитной карточкой кинематографа 90-х» — повальное пьянство, отсутствие семейных ценностей, ощущение брошенности и обречённости. Ничего такого в повести нет. Есть герой — Павел Алексеевич Костюков, который бичует себя за поганые мысли о том, что всю свою жизнь был разрушителем. «Когда-то тяга к природе была для него всем на свете — Павла Алексеевича она мучила с самой юности и кидала, бедного, в один конец, и в другой, и в пятый. Да уж, была страсть. Он был инженером-строителем, потом его звали инженеришкой, потом он совсем опустился, однако же всплыл, работал он, и опускался, и подымался, а с некоторого момента уже и не следил, каким словом означается внешний его уровень. С годами и с сединой страсть не кончилась, но она как бы всё мельчала, принимая самые разные обличья, и, быть может, в смене этих разных обличий первопроходца (в проживании их!) и состояла нехитрая духовная жизнь Павла Алексеевича Костюкова. Да и обстоятельства, как говорится, способствовали».

Это исчерпывающая характеристика героя, которого очень натурально сыграл Владимир Заманский. Это — в повести. А в фильме зрителя без всякого предисловия окунают в жизнь человека, который неведомо куда бежит и неведомо чего ищет. Но ведь это совсем не так! «Человечество — никакие не искатели и никогда искателями не были! В этом есть нехорошая правда, и потому-то люди и хватаются за новое, что слишком уж близко коптят их прежние дела. Люди, быть может, никогда не искали и не ищут — люди просто-напросто убегают от собственных своих следов, убегают от предыдущих своих же разрушений. Люди не хотят, не желают видеть, что они тут наворочали, и спешат туда, где можно (будто бы!) начать сначала. В этом вся их мудрость: если, мол, мы уйдем и забудем прошлое, глядишь, и прошлое отойдет в сторонку и забудет нас. Ан нет. Не получается». Как же сценаристы читали повесть, если не разглядели в ней самого главного? Наверное, авторские слова об ответственности человека за свои поступки отошли на второй план, когда на горизонте замаячила «эпохальная» тема развала Союза. К сожалению, у нас так часто бывает: «хотели как лучше, а получилось как всегда» — и кино хорошее не сняли, и повесть на свой лад переиначили…