Там, где мечтают зеленые муравьи (1984)

Через два года после «Фицкарральдо» Херцог совершает ещё более далёкое путешествие: прибывает со своей группой в австралийскую пустыню и делает фильм с местными аборигенами.

Два племени пытаются вести борьбу с американским горнодобывающим концерном, проникшим на их исконную территорию в поисках урановой руды. По верованиям местных жителей земляные работы нарушают сон зелёных муравьёв, и те, пробудившись, могут погубить всё мироздание. По завершению сидячей забастовки аборигены обращаются в Верховный суд, но тот признаёт действия концерна законными. После такого вердикта компания, у которой окончательно развязаны руки, превращает землю аборигенов в настоящий ад.

Не в первый раз Херцог демонстрирует свою нелюбовь к цивилизации и, наоборот, восхищается духовной целостностью природного человека. Как и в «Строшеке», мечта вновь вступает в неравную борьбу с ненасытной алчностью и опять терпит поражение. Во имя утверждения этой незыблемой ценности он и придумал миф о зелёных муравьях, миф, которого не существует на самом деле. Но сказка получилась на редкость убедительной и актуальной: по итогам года фильму была присуждена главная национальная премия «Золотая лента».

Эта поэтичная баллада с запоминающимся названием стала единственным фильмом Херцога, закупленным для советского проката. Сокращенная почти на 40 (!) минут, она получила самую низкую прокатную категорию и вышла на весь Союз тиражом в полтора десятка копий. Впрочем, особенно жалеть о том, что многие не посмотрели оскопленную версию особо не стоит: часовой фильм являл собой пример правильного экологического кино, из которого была выброшена вся философия и метафизичность.

Экологическая притча Венера Херцога «Там, где мечтают зелёные муравьи», открывает зрителю огромное поле для раздумий.

Британская уранодобывающая компания бесцеремонно вторгается на земли австралийских племён, которые многие тысячелетия поклоняются и охраняют покой мифических, для нас, Зелёных Муравьёв. На первый взгляд, нам кажется, что племя только и делает, что сидит и охраняет несуществующих созданий, и совершает обрядовые песнопения и танцы, опять же в честь Зелёных Муравьев. Но под этой грубой коркой слепого поклонения лежит абсолютно высокодуховная начинка: из поколения в поколение племена передают друг другу пост охраны созидающих наверняка Зелёных Муравьёв. Этим муравьям придаётся божественный, магический окрас (что, кстати, со стороны Венера Херцога стало блистательным ходом, дабы вызвать у зрителя интерес к мистическому, неизведанному).

После того, как вероломные уранодобыватели узнают от австралийских племён, что они ни за что не бросят свои земли, назревает глухонемой конфликт: владелец компании не понимает и не хочет понимать, от чего аборигены не хотят покинуть пустынные, неплодородные земли Австралии; а аборигены, в силу своих этнических особенностей, немногословны, тем более что они говорят не на своём языке, из чего полемика выходит односторонней. Но британцы — народ умный, гибкий. Изначально они пытаются вести себя как ответственные и гуманные люди, которые пытаются всё решить мирно и обоюдно — путём переговоров и выгодных предложений. Один британец даже внедряется в племя, проникается к ним душой, пытается понять их отношение к своим землям. Но когда речь идёт об огромных деньгах, тяжело остановить одного человека, не говоря уж о большой бездушной корпорации.

В сцене, где в суде, туземец, последний носитель древнего языка, не может объясниться с твердолобыми участниками заседания, закипаешь ненавистью к цивилизации. Кажется, что этот человек, нелепо одетый в костюм, вместо традиционного пояса из шкуры животного, остался одним единственным на всей планете. Его никто не понимает, от чего сразу хочется встать на защиту этого, никоим образом не нуждающегося в ней, человека.

После нескольких попыток договориться, после суда, британские люди не отступают. В конце фильма мы видим кадры вихрей торнадо. Природа как бы вступается за свои земли, за свой народ. А может, это Зелёные Муравьи пытаются нас проучить.

Пейзажи в фильме играют очень важную роль, они и создают атмосферу картины. Кадры, с изрытыми экскаваторами, земли внушают чувство безысходности, и, пожалуй, с первого такого кадра зритель должен понять, что паритета не будет. Так же, настроение картины задают сами аборигены с танцами и песнями. Невозмутимые их лица, с по-своему, гармоничным строением, глаза, в которых читается магическое знание, нами неизведанное.

Одна только, выбранная режиссёром, тема картины говорит об отношении Венера Херцога к природе. Фильм наполнен сочувствием создателя к разрушающейся, разрушаемой гармонии, не тронутой цивилизации. Херцог с трепетом и нежностью показал нам неуслышанное племя, хотя и героев людей цивилизации не лишил души.

Вернер Херцог в своём творчестве нередко затрагивает тему столкновения двух типов цивилизации — прогрессивного, рационального мира с дикой стихией первобытных племён, для которых мифология и связанная с ней мистика не просто красивые сказки, а часть повседневной жизни. Его фильм «Там, где мечтают зеленые муравьи» — мрачная притча, основанная на реальных событиях, происходивших в Австралии в ходе колонизации её земель представителями британской короны. Ключевая проблема, поднимаемая в картине, — истребление западной цивилизацией местных аборигенов, их языков, культуры, жизненного уклада.

Фильм наполнен мистикой и смутными образами, главный из которых, частично выдуманный режиссёром, а частично позаимствованный у местных племён, — грезящие зелёные муравьи, сон которых ни в коем случае нельзя тревожить. Мотив сна проходит через всю картину, она и сама похожа на грёзу, фантазию. То и дело на экране появляются длинные панорамы австралийской пустыни, испещрённой следами воздействия на неё западных колонизаторов — оголёнными остовами автобусов, вздымающими облака пыли мотоциклами, строительными кранами с раскачивающимися в воздухе крюками и плотными рядами пирамидок, образованных вырытой в ходе добычи урана землёй и простирающихся на многие и многие километры. Контуры порой расплываются, словно мы смотрим сквозь искривлённое стекло или же огонь. Херцог говорил как-то, что режиссирует скорее ландшафтами, чем актёрами. И действительно — пейзажи в его фильме играют очень важную роль, они и создают атмосферу сна, который по мере развития повествования приобретает всё сильнее ощущаемый привкус безысходности.

Основное действие обрамляют кадры с видами торнадо, снятые в США, штате Оклахома. Казалось бы, они не имеют прямого отношения к сюжету, однако очень точно соответствуют настроению картины. В зыбком зернистом мареве мы видим пустое шоссе, уходящее за горизонт, две фигурки деревьев, похожих на крохотных путников посреди пробудившегося хаоса, чёрный клубящийся вихрь, вырастающий из земли и уходящий воронкой в небо. Он делит экран пополам, приобретает очертания огромного чудовища, расползается чёрными кляксами, словно некая зловещая тёмная сила, уходящая в мир.

Специфика «Муравьёв» состоит в том, что этот фильм, с одной стороны, представляет собой чётко стилизованную фантазию режиссёра, а с другой — по структуре очень похож на документальное кино. Но дело не только в структурных особенностях, здесь играют настоящие аборигены, звучат их аутентичные, песни, музыка, речь. Пожалуй, если что-то в этой картине по силе воздействия и превосходит описанные выше пейзажи, так это портреты местных жителей — красивые, гармоничные, невозмутимые лица, смотрящие с немым укором прямо в камеру. По сути, эти люди немы для нас, даже когда говорят или поют, потому что мы не понимаем их языков, их мифологии и мировоззрения. Языки стремительно вымирают вместе со своими носителями — этот мотив воплощён в очень мощном образе «немого» аборигена, единственного выжившего представителя своего племени, который говорит и даже пытается выступать на суде, но никто в мире уже не способен его понять. Это символ всех вымирающих народов Земли, которых уже постигла или в скором времени постигнет та же участь.

Главный же образ картины — грезящие зелёные муравьи — это образ, который нельзя до конца объяснить словами, и даже понять его до конца мы, со своим западным мировоззрением, не можем. Они символизируют что-то для нас недосягаемое, давно нами позабытое, утраченное. Чужие сны, чужие грёзы, проникнуть в которые мы не в состоянии. В этом и заключалась главная задумка режиссёра — создать мир на грани иллюзии и реальности, показать его хрупкость, зыбкость и мистическую притягательность. Чужие грёзы разрушаются грубым вторжением бульдозеров, взрывчатки и назойливым пищанием будильника, который никто не знает, как выключить.

Ближе к концу фильма его центральный образ принимает вид зелёного самолёта, переданного аборигенам в качестве откупа за варварское вторжение на их земли. Разбившийся в горах самолёт — символ огромного зелёного муравья, пришедшего с Запада и способного принести только погибель. Его «пьяный» полёт отражает ещё одну страшную проблему, возникающую на колонизованных территориях, — спаивание местных жителей, приводящее к их полной десоциализации, дезориентации и потере себя.

Финал картины трагичен и безысходен. Зелёные муравьи проснулись, самолёт разбился, возобновляется бурение скважин, а аборигены продолжают тянуть свои напевы, которые мы не можем понять. Пока ещё продолжают.

Малоизвестный фильм «Там, где живут зеленые муравьи» Вернера Херцога представляется мне маленьким шедевром, слабосильным по своему звучанию в шумном многоголосии различных политических лозунгов и культурной свалке, но достаточно смелым, чтобы вступиться за тех, у кого в этом мире голоса нет. Большую часть своей карьеры Херцог посвятил исследованию стремительно вымирающих первобытных культур, удачно совмещая в своем творчестве сильную документалистику и игровую режиссуру. «Там, где живут зеленые муравьи» родился на стыке этих жанров, став экологическим манифестом в защиту аборигенов Австралии, которые в какие-то 200 лет утратили право на свою землю, оказавшись за бортом прогрессивного человечества и гражданских прав.

События картины разворачиваются приблизительно в настоящем времени (1984 год), тем самым подчеркивая изменения в форме вытеснения коренных народов с их исконных земель. Если до этого гуманизм был идеологией сугубо европейской и не мешал варварским захватам богатых территорий Южной и Северной Америки, Африки и Австралии, то с момента окончания Второй Мировой войны, а вернее будет сказать с признания суверенитета африканских стран, мировое сообщество заговорило о правах тех народностей, которых не коснулась цивилизация. Вымирающие культуры под свою защиту взяла ООН. Теперь, когда американская добывающая компания AIRS наткнулась на урановые месторождения где-то в сердце Австралии, лишь через суд она может согнать местные племена Ворора и Риратингу, для которых эти месторождения 40 тысяч лет служили местом поклонения божествам — зеленым муравьям, приходящим сюда грезить.

Изначально AIRS позиционирует себя как социально ответственная компания, готовая к мирным переговорам с туземцами. Один из сотрудников налаживает коммуникации с местным вождем и шаманом, добросовестно пытается вникнуть в суть отношения этих людей к земле и к их храму. Складывается ощущение, что, по крайней мере, будет заключено полюбовное соглашение, и если аборигены и лишаться своей земли, то сделают это добровольно и бескровно. Только белыми нитками шито, что цивилизация и ее корпорации не остановятся ни перед чем в погоне за прибылью, и если есть совесть у одного сотрудника AIRS, то у самой компании совести не было с момента ее регистрации. Все что остается, это проникаться мировоззрением наивных аборигенов, пока есть возможность, ведь у подобной битвы всегда один исход, даже если такую битву пытаются загнать в рамки закона и прав человека.

Бросается в глаза, насколько Вернер Херцог любовно относится к выбранной ему теме. «Там, где живут зеленые муравьи» полны пресловутого гуманистического пафоса и сочувствия. Причем Херцог не выставляет компании некими чудовищами, которые ногами пинают туземцев, но симпатии его явно лежат на стороне коренного населения. Режиссер снял настоящих аборигенов, воспроизвел их песни, верования и обычаи, немного в ироничной, но очень теплой манере. В фильме есть, на мой взгляд, два потрясающих кадра, в которых Херцог демонстрирует не только привязанность аборигенов к своей земле, но и их чуждость «цивилизации», инакость. Первый раз он показывает супермаркет, в котором аборигены регулярно собираются, став местной достопримечательностью, так как раньше на этом месте было их священное дерево, где они молились о детях. Второй раз, когда от аборигенов откупаются старым самолетом, в котором те разводят костер. И ни разу Вернер Херцог не показывает их глупыми и абсолютно лишними в этом новом мире, за которым они не успели. Скорее наоборот, он утверждает, что цивилизации нет места на их земле, где они жили сорок тысяч лет и вкладывает в уста вождя племени очень правильные слова: «Что если я приду в ваш храм и взорву его?».

А тем временем в суде не может сказать свое слово другой абориген, потому что на земле нет ни одного человека, который бы его понял. Он — последний представитель своего племени. Он — укор этой цивилизации. Укор, который уже никто не в состоянии услышать. И по своему воздействию он сильнее, чем тысячи манифестов.

10 из 10