Рождественская история (1984)

Должен признать, что до энного времени любимой экранизацией бессмертной повести Диккенса был для меня фильм 1999 года «Духи рождества» с сэром Патриком Стюартом, и потому к фильму Клайва Доннера я относился с изрядной долей скептицизма. Я ожидал, что увижу добротную, но без искры, ожившую иллюстрацию, из тех, что пачками производят на ВВС. Как же я ошибался!

Не знаю, ставил ли Клайв Доннер своей целью снять идеальную экранизацию «Рождественской песни». Он, кстати, работал монтажером над каноничной версией 1951 года, и мне кажется, что он действительно мечтал ее превзойти. Это ему удалось.

Перво-наперво — о режиссуре. Она идеальна! Ни одного лишнего эпизода, ни одного лишнего кадра, и при этом каждый ракурс тщательно выверен, каждая деталь работает на атмосферу, воссоздавая на экране чарующий и страшный мир Чарльза Диккенса. Да-да, именно страшный, потому что Диккенс писал отнюдь не слащавую пастораль, но выстраданную историю; он не по наслышке знал, что такое бедность, и на собственной шкуре испытал в детстве и юности «доброту» многочисленных «Скруджей». Он воочию видел такую нищету, о которой современные его читатели не могут и помыслить. И именно эту мрачную сторону повести Клайв Доннер перенес на экран не менее мастерски, чем беззаботные сцены «веселых святок». Сочетание трагического и комического в фильме дает поистине чарующий эффект. Как и замечательная музыка Ника Биката, надолго врезающаяся в память.

В ком ничего комического нет, так это в Скрудже, которого играет великий актер Джордж Скотт, хотя сам его герой и не лишен холодного чувства юмора. Ведь, если вдуматься, человек, много лет методично вытравлявший из себя все человеческое — образ страшный, а не смешной. И трагичный, потому что Скрудж, по сути — лишь жертва терзавшего тогда Англию духа стяжательства; не он один ступил на этот скользкий путь. И когда в остекленевших рыбьих глазах ожесточенного скряги вдруг возникает настоящая боль, эту боль чувствует и зритель. Скотт мастерски, мелкими но удивительно точными деталями — жестами, мимикой — передает все чувства своего персонажа, раскрывая перед нами его душу, мысли и чувства. После него трудно смотреть на обработанного компьютерной графикой Джима Кэрри в мультфильме 2009 года, на чьем лице за все время можно заметить от силы три-четыре эмоции (это на лице Джима Кэрри!).

Духи в этой версии тоже вышли на загляденье. Прежде всего хочу отметить великолепного Эдварда Вудворда в роли Духа Рождественских Подарков. Практически во всех других версиях этот персонаж кажется мне несколько фальшивым; сперва он беззаботно весел, потом начинает давить на жалость и разить морализаторством. Вудворд — совсем другое дело. Он улыбчив, как Чеширский кот, но сколько горечи, сколько злой иронии мелькает иногда в его широкой улыбке! Он воплощение самого Рождества, праздника, который одни проведут в уютной гостиной за бокалом горячего пунша, а другие — у жалкого костерка под мостом. Его усмешка, когда он отвечает Скруджу его же словами («Разве нет у нас тюрем? Разве нет работных домов?»), бьет в сердце сильнее, чем прямое осуждение.

Дух Минувшего Рождества сыграла Анджела Плезенс, дочь знаменитого Дональда Плезенса; она придала этому образу истинно женского лукавства. Опять же, ее персонаж запоминается куда лучше, чем андрогинное существо из других версий.

Дух Рождества Грядущего получился невероятно жутким, и его первое появление пугает гораздо больше, чем сцена из фильма ужасов. Оно и неудивительно: что может быть страшнее, чем будущее человека, загубившего свою жизнь?

Очень зловещим вышло и появление призрака Джейкоба Марли в исполнении оскароносного Фрэнка Финлея. Хотя сам Марли мне больше понравился все-таки в версии со Стюартом.

Великолепен добряк Боб Крэтчитт в исполнении Дэвида Уорнера. А Малютка Тим выглядит так, что не остается сомнений: перед нами действительно тяжело больной ребенок.

В общем, у Доннера получился настоящий шедевр, при просмотре которого совершенно не видно его телевизионного происхождения. Фильм гениален без преувеличения, он блестяще воссоздает не только образы и дух Диккенса, но и его идею. Здесь нет места наигранности, неестественности — героям веришь и сопереживаешь, как самому себе. Рискну предположить, что и сам Диккенс гордился бы этой экранизацией. А может быть и нет, как-никак автору угодить нелегко. Но мы — не Диккенсы, и если вам хочется увидеть, пожалуй, самую глубокую трактовку бессмертной повести — фильм ждет вас.

10 из 10