Лили Марлен (1981)

Теперь его женщины живут в Германии, символизируют собой Германию и своим тревожно-чувственным пропускают через себя всю историю государства. Политизация творчества Фассбиндера приводит этот бы, казалось, трудоёмкий вопрос на уровень бытейских разговоров, квартирно-ковёрных посиделок с разжёванными мыслями и поиска человека внутри такой иерархии.

«Лили Марлен» — это сказание о песне, простецкой фронтовой песне о любви, об ожидании, о разлуке девушки и солдата. Только дислокация и антураж напоминают в ней о жизни государства, однако в какой-то момент мощная рука цензуры и личных интересов запрещает ставить эту песню на радио, единственную песню, доступную для всех и связывающую жизнь людей в военном положении. Вилли, девушка, однажды исполнившая эту песню и ставшая настоящей звездой всей страны, проходит нелёгкий путь от восхождения к краху, который, кажется, воспринимает как должное. Фон же этой истории пронизан линиями влюблённости и шпионажа, спасения во благо и неаккуратного разрушения собственных жизней.

Для Ханны Шигуллы роль Вилли можно считать краеугольной в карьере — это был последний её фильм, снятый совместно с Фассбиндером, и здесь, даже несмотря на все предыдущие работы, несмотря на достаточно скомканное повествование, она играет восторженно и вдохновенно, создавая палитры чувств и эмоций сильнее, чем их видит сам режиссёр. От этого героиня буквально светится невероятными огнями, что воздействует на заложенную Фассбиндером «клетку власти» и историческую прозу. Интриги и амбиции, столкновения характеров начинают влиять на передачу времени и эпохи, на параллельную линию борьбы андеграунда с властью, и по итогу происходящие события выглядят как нервное перенапряжение, как холодная иллюстрация всех видов замыслов: от замыслов самих персонажей до замыслов самого режиссёра. Героиня откровенно затмевает собой происходящие события, из-за чего бенефис сочетания страны и персонажа не выглядит столь значимо, как это происходит в «Замужестве Марии Браун».

С началом Второй мировой войны молодая певица Вилли делает головокружительную карьеру, благодаря шлягеру «Лили Марлен». Эта песня стала популярна среди немецких солдат так, что все хотят слышать и видеть Лили Марлен. Вилли так и называют — Лили Марлен. Она поднимается на самую вершину Третьего рейха — обедает с Гитером и живёт в подаренных ей им апартаментах. Лили Марлен объявляют национальным достоянием, после того как попытка запретить её песню обернулась негодованием армии. А что же Вилли?

Вилли оказалась разлучена со своим возлюбленным — Робертом, после того, как не смогла пересечь границу Швейцарии, где и жил Роберт. Он член тайной организации, помогающей евреям. Во время войны им удаётся встретиться в Германии и Роберт спрашивает девушку, как она может так поступать? Как может она петь для этих людей? Когда тысячи и тысячи людей гибнут в лагерях смерти? «Я просто пою песню, что в этом плохого?»

Здесь я хочу несколько отойти от фильма и обратиться к этому вопросу: «Что в этом плохого?» В самом деле, ведь, по сути, Вилли не делала ничего плохого, она, вообще, ничего не делала — только пела. Да, она даже и пела-то не много, в том смысле, что только одну песню. Да и то — какую: не о силе Германии, не о вожде, не о том, какие плохие евреи, а о том, как солдат вспоминает свою девушку.

Я часто думаю о войне, о той войне, которая шла не в окопах, а — в тылу, в оккупации, в «мире». Такое «тихое содействие» нацизму — одна из граней такой этой войны. Можно ли сказать, что Вилли содействовала? Она воодушевляла солдат, но, ведь, они были её соотечественниками, которые гибли в боях. Это было самое малое, что она могла для них сделать. Знала ли она, за что они гибли?

Я вспоминаю ещё один фильм — «Мнение сторон» — героя которого — дирижёра Вильгельма Фуртвенглера — также обвиняют в пособничестве нацизму. Он делал то же, что и Вилли — просто дирижировал. На вопросы, почему он не сбежал из Германии, хотя мог (в отличии от Вилли), Фуртвенглер удивлённо отвечает: «Это — моя страна, почему я должен уезжать из неё?» В том же фильме звучит фраза, которая мне кажется очень важной, но никак не помогает принять сторону: «Тот, кто не жил здесь в те дни, не может судить о том, как это было».

Стоит оговориться, что у Вилли и Фуртвенглера есть оправдание: они, на сколько это было возможно, помогали евреям. А чем оправдаться остальным? Тем, кто не пел, не спасал евреев, а просто жил? Жил в Германии, потому что родился там. Жил во время войны, потому что шла война. Никому не желал зла. Ведь, есть куда виноватей? Или прав Иннокентий Анненский: «Ты ж, о нежный, ты кроткий, ты тихий, В целом мире тебя нет виновней!». Если так, каким кошмаром должна стать для всех совесть.

Молодая немка с легкомысленным именем Вилли живет в Швейцарии, поет в кабаре американские песенки, любит еврея Роберта и нипочем не желает возвращаться на родину. Но судьба и робертов папа распорядились по-своему: Вилли оказывается в Германии, одна, и там вынуждена начать новую сольную карьеру, исполняя никому не известную песню «Лили Марлен». Песню, которой, как уверенно заявляет закадровый голос, суждено стать самой популярной «из всего, что когда-либо играли и пели». На календаре еще мирный 1938 год.

Райнер Вернер Фассбиндер из поколения пост-германцев. Тех, что родились на пепелище войны и выросли в темной тени ее необратимой, мучительной данности. Тем более мучительной, что о ней долго и беспомощно молчали. Дети переживали это наследие еще тяжелее отцов — отцам многое объясняла эмоциональная память; дети этой памяти были лишены, и потому именно им предстояло заговорить. Фассбиндер заговорил одним из первых, громко и не единожды, разбередив уютное болото легкого, лишенного рефлексии, измельчавшего в функции только развлекать немецкого кино тех лет. «Лили Марлен» тоже из этих, обращенных в прошлое, картин, где призрак нацизма, стыдливо запрятанный, казалось, на самое дно коллективного разума, снова восстает во всей силе… и красе. Третий рейх здесь предстает внезапно праздничным шоу, слепящим софитами, сорящим аплодисментами, кидающимся цветами. Этакая умная государственная машина, беззастенчиво использующая маленькую, случайную звездочку Вилли в собственных рекламно-пропагандистских целях. И даже в те моменты, когда должно быть страшно — допросы, аресты, обыски, — эта веселая, почти китчевая яркость не стирается и не тускнеет. Стены полыхают красным, на лица падает золотистый свет, а костюмы даже после заключения в камере сохраняют неброскую, но естественную элегантность.

Режиссер ждал, что за такую непривычную, несерьезную на первый взгляд подачу будут критиковать, однако это было неважно. Фассбиндер исследовал нацизм не как идею, а как хорошо поставленный, успешный у зрителя спектакль. И не исключено, что причина этого успеха, этого беспрекословного, молчаливого принятия новой Германии достопочтенной бюргерской публикой — не только в банальном страхе, но и в сверкающей красоте разворачивающегося вокруг действа. Яркого зрелища, бесконечного карнавального шествия с речами и факелами, коим представал гитлеровский режим перед законопослушным, не слишком любопытным обывателем. «Я не слышала ни о каких лагерях смерти, я просто пою песню, что в этом плохого?» — вопрошает Вилли. И неясно, действительно ли не слышала, как не знали и не видели (боялись видеть?) все остальные, или просто купалась в свалившейся на нее славе, совершая головокружительную карьеру под благовидным предлогом «мне нужно как-то выживать». Сделка с дьяволом как формула успеха. Каноничная история невероятного взлета и последовавшего за ним падения. Фильм, первым кадром, как точкой отсчета, берущий рассвет и постепенно, сцена за сценой, уводящий в глухую, безнадежную ночь финала. Побежденных судят. Даже если ты просто оказался в плохом месте в неподходящее время.

И все-таки кино не о нацизме. «Лили Марлен» — печальная мелодрама, фильм о любви, планомерно и беспощадно убиваемой властью. Властью рейха, никого не отпускающего просто так, без слежки, без тотального контроля, без решения, кому жить, а кому умирать — на фронте или в концлагере. И пусть Вилли спаслась благодаря своим поклонникам, огромной армии простых солдат, привыкших каждый вечер в 21:55 слышать по радио ежевечернюю «Лили Марлен», — ей не уйти, пока идет война. Властью отца, упрямого еврея, спасающего соплеменников из горящей Германии, но раз и навсегда избавившегося от нежелательной невестки, выбрав сыну другую, правильную жену. Не скрыться и Роберту: стараниями любимой отпустило Гестапо, но не отпустит семья. Властью людей и обстоятельств, подчеркнутых привычкой Фассбиндера помещать своих героев в закрытые, но хорошо просматриваемые помещения, словно в тюрьму. Даже в роскошном номере отеля, где певица празднует свою удачу, даже в тенистом, похожем на декорации, лесу, даже в постели — они не свободны нигде, всюду под замком или прицелом чьих-то внимательных глаз. Закончится война, уйдет в прошлое нацизм, но придет очередная власть и снова отберет свободу. Ваша судьба вам не принадлежит.

Ваша судьба — птица в клетке. А, быть может, отпущенная на волю песня. Та самая, чей секрет так и не разгадан. Песня-перевертыш, одинаково любимая по обе стороны фронта. Песня-обманка, вдохновлявшая на бой, хотя в финале ее герой умирает. Слишком обычная, чтобы так зацепиться за этот мир; слишком свободная, чтобы жить взаперти. Возможно, на самом краю смерти необходимее всего не разумное доброе, вечное, а простое, понятное, близкое. Как образ прекрасной, полузабытой любви, оставшейся далеко в прошлом. И после титров она все еще продолжает тлеть где-то внутри, бесконечно повторяясь в своей завораживающей, гармоничной простоте. Wie einst, Lili Marleen, wie einst, Lili Marleen.

Наверно, только Райнер Вернер Фассбиндер, всегда сочетавший социальную критику с леворадикальных позиций, пристрастие к анализу политических механизмов власти и сочувствие к простому человеку (прежде всего маргиналам), нередко оказывавшемуся пешкой в водовороте истории, мог снять такой фильм.

Это один из последних фильмов великого режиссёра, всегда работавшего необычайно быстро и плодотворно, словно наперёд знавшего, что судьба ему отмерила всего 37 лет жизни, а потому нет ничего удивительного, что, воссоздавая в традициях необарокко гламур эпохи нацизма, Фассбиндер склонен оценивать нацистскую историю своей страны с позиции вечности, с которой он и встретился 10 июня 1982 года, через два года после создания этого фильма.

Действительно, что есть Германия тех лет как не мало кому ведомая певичка из кабаре, которой лишь однажды улыбнулась удача, ибо её песня «Лили Марлен» вдруг совпала с настроением эпохи. И нацизм как идеология вполне разумно совпал с настроением большинства немцев после унизительного поражения в Первой Мировой войне, поставившей страну на грань выживания. Необходима была национальная идея, способная поднять дух приунывших немцев и в считанные годы сделать из отсталой страны мировую сверхдержаву. Вот только за этим кратковременным взлётом, когда Германия буквально ликовала, не замечая ужасов фашизма, наступило ещё более мучительное поражение, приведшее к разделению страны между странами-победителями, но, хуже всего, к своеобразной каиновой печати, которую негласно на всю немецкую нацию поставил весь остальной мир.

И понадобились долгие годы покаяния, принесённого, в числе прочих, и выдающимися представителями «Молодого немецкого кино» Вимом Вендерсом, Вернером Херцогом и Райнером Вернером Фассбиндером, прежде чем Германия, после вынужденной немоты относительно темы Второй Мировой войны, снова получила возможность говорить, подобно альтер-эго автора из «Зеркала» Андрея Тарковского, сказавшего «Я могу говорить». И чуть позднее, в 1981 году, вышел первый немецкий фильм о Второй Мировой войне «Подводная лодка» Вольфганга Петерсена, уже без всяких иносказаний вещающий фронтовую правду с точки зрения немецких подводников.

А что касается этой киноработы, то необходимо отметить, что Райнер Вернер Фассбиндер, никогда не скрывавший своей антипатии к нацизму, да и вообще своей иронии по отношению к любым кровопролитным революциям (упущенный случай — пригласить бы именно этого мастера кино снимать фильм о нашем национальном кровопролитии — революции 1917 года), пригласил на главную роль немецкой певицы еврейскую актрису Ханну Шигуллу, принеся тем самым своеобразное покаяние и за Холокост.

9 из 10

«Мы сделали это, мы выше облаков!» — Вилли, певица

«И ирония в том, что у тебя нет голоса, а я — паршивый пианист» — Ташнер, ее аккомпаниатор

Да, они сделали это. При отсутствии голоса у одной и наличии криворукости у другого они создали песню, ставшую легендой…

И он сделал это… Фассбиндер снял фильм при отсутствии голливудского бюджета и голливудской же аудитории, создав чисто европейское, умное и совершенно странное кино о войне, любви, фашизме и песенке «Лили Марлен»…

Вся картина состоит из парадоксов, вопросов и странностей… Начиная с того, что не поймешь, к какому жанру ее отнести. То ли это мелодрама, то ли драма, местами мерещится черная комедия, а порой чистая трагедия. Причем, если мелодрама, то она получилась совершенно нетипичная. И представить себе, что этот фильм будут смотреть те же тетеньки-домохозяйки, что смотрят привычные чувственно-печальные картины, типа «Осень в Нью-Йорке», ну просто невозможно. Не на ту аудиторию рассчитан фильм, хотя и слеза пробивается порой, и в горле комок стоит… Но потом возникает странное ощущение, что меня лично режиссер разводит, и это не мелодрама вовсе, а что-то с приставкой «анти-», потому как уж больно странно развиваются события, и спинным мозгом чувствуешь, что вроде как и не любит главный герой главную героиню, и получается, что вроде как смеется Фассбиндер над моими слезами…

Еще один парадокс в том, что в фильме использовано огромное количество известных сюжетных и режиссерских штампов, но назвать фильм штамповкой язык не повернется. Удивительно, но это факт — даже не самый оригинальный, на мой взгляд, монтаж ленты, когда по ходу фильма звучит песня, и идет нарезка кадров с поющей Ханной Шигуллой в блестящих нарядах, и параллельно на контрасте мы видим кадры с измученными лицами солдат в окопах, слушающих песню из радиоприемника, и так постоянно, раз за разом, рефреном всего фильма. И это срабатывает как удачная режиссерская находка. А уж параллельный показ того, как восторженная публика забрасывает Вилли цветами на очередном концерте, и в это же время сбрасываются бомбы с самолетов и гремят взрывы, и гибнут люди, — воспринимается вообще как высший пилотаж! Желанная тысячами солдат по обе стороны фронта певица Вилли — секс-бомба военного времени, и настоящие бомбы, разрывающиеся в окопах. И даже фраза «Эта песня — просто бомба» здесь звучит с особой горечью…

Вообще, в фильме очень точно показано влияние массовой культуры на общество. Ведь что, по сути, представляет собой эта песенка? Удачное сочетание незатейливой мелодии, простенького текста, и 80% — случайного успеха. Это формула действует и по сей день в шоу-бизнесе. Никому неизвестная песенка вдруг взлетает в чартах, звучит по радио, ее напевают тысячи людей, удачливый исполнитель купается в волнах всенародной любви и славы… проходит месяц-другой, и про песню забывают… В годы войны песни жили дольше, может потому, что их тогда было меньше, и вакуум человеческого желания любить и восхищаться кем-либо заполнять было особо некому. Простая, безыскусная «Лили Марлен» впитала в себя абсолютно все эмоции, которые только может отдать человек, — любовь, восторг, обожание, горечь, тоску, ностальгию…

И что самое удивительное — эта песня, написанная в годы Первой Мировой простым немецким солдатом, забытая в мирное время и возрожденная вновь тоталитарным режимом, стала одновременно гимном фашизму и оружием против него. Это, наверное, главный парадокс. Да, «Лили Марлен» — гимн фашизму, ведь она исполнялась с главной сцены Рейха, ее любил Гитлер, певица была обласкана властью, имела шикарные апартаменты, изысканные драгоценности и наряды, была вхожа в самые высшие кабинеты… И в то же время? Та же власть всячески пыталась извести эту песню, осознавая, что она не придает солдатам твердости духа, чтобы сражаться во имя идей фюрера, а наоборот вызывает неодолимую тоску по дому и смутные сомнения в том, имеет ли вообще смысл развязанная война? В этом плане влияние песни, как части той самой массовой культуры, явилось чистой воды партизанщиной, ведущей изнутри подкоп под основы основ Третьего Рейха.

Этот явно политический аспект не может не удивлять, ведь песенка говорит только о любви. Только о тоске и желании увидеть свою любимую, точнее любимых, ведь тот юный солдатик был влюблен в двух девушек, одну из которых звали Лили, а другую Марлен… И он не может никак определиться, кому же из них отдать свое сердце… И в этом еще одна маленькая странность — связь между фильмом и песней. Ведь главный герой картины Роберт разрывается всю жизнь между двумя женщинами. Что это? Сознательная игра режиссера со зрителем или еще одна странная случайность?

А случайно или нет в фильме периодически происходят другие судьбоносные совпадения? Такие как, например, ночная запись, по сути, рождение песни в студии и объявление по радио о начале войны, которое герои фильма слышат во время минутного перерыва…

Еще один парадокс — личность певицы. Можно ли считать, что власть ее использует и в хвост и в гриву, поднимая больную с постели и таща на очередной концерт во имя фюрера, когда она поет, чуть ли не падая с ног? Или это Вилли эксплуатирует режим, используя все возможные способы и связи? Продает ли она себя властям? Или продажен тот офицер как представитель режима, чьими услугами, информационно-материальными, пользуется певица?

Почему Вилли игнорирует вопрос, заданный ей ее возлюбленным- подпольщиком, — «На чьей ты стороне?» А так ли нужен был этот вопрос? Она, укутанная в меховые манто, сверкающая бриллиантами, делает для еврейского сопротивления побольше иных заговорщиков. И каким жутким контрастом бьет по зрителю на фоне внешнего благополучия звезды Рейха эпизод массового обыска актеров, и ее в том числе. Грубо, по-хамски, в общей толпе… А еврейская семья возлюбленного Вилли — музыканта Роберта воротит от нее нос, как от продажной девки. Одновременно певица сознательно наступает на горло единственному настоящему чувству… И ее любовь становится предметом торга.

Любовь, странная, не ко времени, сначала такая чувственная, и вдруг она — ненужная помеха, прихоть, и внезапно вновь через боль нашедшая крылья, — вспоминая эпизод очной ставки (точь-в-точь встреча Штирлица с женой в кафе), где их молчание пронзало с экрана таким страданием, что казалось, слышно было, как грохочет твое собственное сердце… А потом вновь какая-то тупая апатия и ожидание… А была ли это любовь?

И почему на пороге финала приходит совсем нелепо-странное ощущение, что и эта мега-песня, и великая любовь к концу фильма теряют свою значимость? Они перестают что-либо весить на весах истории и, собственно, жизни певицы. Невесомое, ничто, пшик… Было и нет. И остается легкая печаль от того, что ты это еще помнишь, но пленка уже давно кончилась…

Посвящается замечательному человеку lili-marlen, с благодарностью…