Три года (1980)

Осень — она не спросит, осень — она придет,

Осень немым вопросом в синих глазах замрет.

Осень дождями ляжет, листьями заметет,

По опустевшим пляжам медленно побредет.

Может быть, не заметишь рыжую грусть листвы,

Может быть, не ответишь, что вспоминаешь ты,

Или вот это небо — синее как вода,

Где ты ни разу не был, не приходил сюда.

Чеховская лирика — это, определённо, осенняя пора состояния души. Неторопливая неспешность. Размеренность в поволоке чувств. Образы — глубиной глаз молчаливого всматривания в нас. Подчас долгие, тягучие планы в некоей затянутости магнетизма. Молчание долгое, беззвучное. И текст не важен. И текст не нужен. От созерцания больше впитываешь гоня динамику прочь. Не спеши, не рви пленительную нить упоения. Растягивай. Растягивай волокно ещё и ещё. Медитация под аккомпанемент учителя в таком кино присутствует незримо.

Увядание природы, опавшие листья под ногами, в шорохе шагов вздрагивающие ломким шелестом. Низкая серость неба в хмари свинцовой тучи. С каплями холодного дождя под порывами ветра. Словно слёзы омовения в покойницкой времён года. Отшумела, отзвенела округа. Пёстрыми красками в желтизне и багрянце сменой отжившей зелени. Пора грусти. Пора тоски. Пора прощания. Антон Павлович — это осень. Человек в котелке и пенсне. В длинном пальто на променаде среди аллей. Серьёзный взгляд. Без малейшей усмешки, без улыбки. Думает. Сопоставляет. Ткёт паутину образов подмечая особенности в прохожих.

«Три года» — это вереница прохожих. Осенний вальс людского потока. В каждом из них погодная хлипкость облика, мыслей, воссозданные автором. Безликая серость дней отпечатком на судьбы. Невыразительные, без искры харизмы. Сухость, присуща каждому из них. Какая-то ограниченность угадывается. Люди без полёта. Без фантазии. Высокое им не по плечу. Нет широты. Размаха, если хотите, ухабистости. Поэтому и повествовательный сюжет скуден и немощен. Тут мало о чём можно говорить. Тут мало чем можно увлечь читателя, зрителя. Рутина. И именно это, как не странно, привлекает внимание. Что за люди перед нами? Обычные. Самые что ни на есть.

Один женился, но несчастлив. Женился наспех, второпях. Не узнав сердечного друга поближе. Прельстившись образом. И, ошибся. Дама ещё слишком юна. Жара чувств в ней нет и в помине. Брат — на посылках деспота отца, сгорбленный, жалкий, к сорока годам в мальчиках коротающий век. Ни жены, ни детей. Отец, короткими зарисовками портрета, — купеческая скупость, волевая направленность, нетерпимость инакомыслию. Роль Николая Пастухова, врача, отца Юлии, листвой под ноги (отжил, опал за годы). Вторит ему малозаметный, абсолютно не примечательный Валентин Гафт, учёный, друг Лаптева. А вот Владимир Носик — романтики полон в силу возраста, Юрий Яковлев — от романтического блуда остыть не может. Бабник, «ходок» и жалкая личность. Грозой — Алиса Фрейндлих, увядшей, отцветшей — Ия Саввина. Жизнь вполнакала. У всех. В полнакала себя. Так и стелется сюжетная борозда сменами сцен мало удивляя… Но интересно. Интересно.

Две «вещи» загадками и одновременно отгадками тут. Первая — это зонт, с которым персонаж Станислава Любшина забавляется в упоении. И вторая — обличительная тирада прорвавшегося откровения в наставническом братском укоре. Рабская угодливость в обличении — проблеском мысли о нации в целом. А всё тот же купол над головой, защитой от любых невзгод в олицетворении того же зонта, будь то солнечный свет или слезливая капель ненастья. Вот она изюминка этого повествовательного сюжета. Вот он, узел мысли в предложении.

Пусть тебе снится лето, я тебе улыбнусь,

И под бровями где-то чуть притаилась грусть.

Где-то под сенью весен кто-нибудь загрустит,

Молча ложится осень листьями на пути.

7 из 10

А я люблю этот фильм, люблю артистов с их персонажами…

Любшин отлично играет, очень подходит, на мой взгляд, образу героя Лаптева, отлично передает растерянность, непонимание — почему так, почему твое чувство не передается другому человеку, что нужно сделать, чтобы такая сильная любовь имела взаимность, как сделать так, чтобы быть счастливым, понятым близкими? Но герой фильма не догадывается, что рассуждает эгоистично, он думает только о себе, о своих чувствах, обвиняя жену в ее безответности, жалея себя, требуя чтобы поняли и приняли его, но не пытаясь сделать это по отношению к другим… И остается в одиночестве. Окруженный друзьями-приятелями, родными-близкими… И грустно видеть, как молоденькая жена, пережившая горе — потерю любимой малютки-дочки, потихоньку привыкая к мужу, понимая, что ей с ним на самом деле очень уютно, хорошо, скучая по нему, потихоньку осознает, что оказывается давно любит своего мужа… Только ему это уже не нужно, он страдая и переживая за себя растерял все свое чувство… Если вообще оно было у него. Желание любви заслонило саму любовь.

Фильм, возможно, и затянут, и чрезмерно мрачен, но за счет отличных актерских работ смотреть его очень и очень интересно. Чехова очень люблю. Его тексты, паузы, печаль и свет очень близки и понятны. Фильм не шедевр, но время от времени с удовольствием его пересматриваю.