Страстная мечта (1977)

Сразу отмечу, что нет для этого фильма менее подходящего названия, чем 'Страстная мечта', ибо он никак не о мечте и даже не совсем о страсти. А вот греческое Kravgi gynaikon — 'Женский крик' — идеально отображает происходящее с самых вступительных титров, которые, к слову, тоже отдельный вид искусства.

Бездетная кинодива и театральная актриса Майя (Мелина Меркури) готовится к роли Медеи — героини древнегреческого мифологического цикла об аргонавтах и Золотом руне. Майя уже не молода, она вполне зрело оценивает стоящую перед ней задачу и её масштаб, и потому новость о том, что в одной из близлежащих тюрем содержится заколовшая ножом неверного супруга и троих их общих детей американка Бренда (Эллен Бёрстин), становится для актрисы поводом увидеть настоящую Медею и попытаться понять её мотивы. И это приводит к предсказуемым, но от того не менее непоправимым последствиям.

Фильм снят параллельно на двух языках — греческом и английском, который, благодаря не особо скрываемому акценту, иногда тоже превращается в греческий. Вообще-то это удивительный художественный приём — все ключевые моменты ленты произносятся на греческом языке: так история Бренды приобретает тот же эмоциональный накал, что и текст трагедии Еврипида, соединяя, таким образом, искусство и реальность.

А ведь, на мой взгляд, фильм именно об этом. До встречи с Брендой Майя играет Медею патетично, но бездушно; она представляет её зрителю как воплощение «страсти, мести... и секса!» — да чего угодно, но не выходит за рамки актёрской игры в лучших традициях своего напарника-Ясона (Димитрис Папамайкл), просто отчитывающего текст (заламывание рук и протяжные вопли прилагаются). Наблюдения за поведением Бренды превращают Медею Майи в живую женщину, и эта метаморфоза вполне способна вызвать у зрителя настоящий катарсис — всё-таки не забываем, где происходит дело.

«Да поможет нам Бог, Майя».

9 из 10