Дух улья (1973)

Кино разговаривает на языке ребенка... Образами, впечатлениями. А потому в нем больше живет ребенок, чем в литературе, где каждое событие уже по своей природе нуждается в какой-то концептуализации, вербализации; и потому дети в кино смотрятся так органично. Что бы они не делали, куда бы они не шли - камера идет за ними, и в той же манере, в порыве детского любопытства, запечатлевает туманный свет, просочившийся в черный прямоугольник экрана откуда-то из прошлого, из воспоминаний ребенка, из тайного, непонятного взрослым мира, где слова еще не обрели должной силы... И поэтому это кино столь очаровывающе: каким-то образом, через техническую магию цвета и монтажа, оно, словно мостик между прошлым и будущим, способно показать уже взрослому зрителю кинокадры чьих-то первооткрытий, чьих-то разгадываний, чьих-то первых впечатлений; и тогда и мы начинаем чувствовать себя ребенком -- и, как ребенку, нам становится вновь любопытно и страшно, сонно, странно.

Ожившая кинопленка, местами светлая до наивности, местами оглушительно мрачная. И только музыка говорит о том, что вера все равно победит, даже если она безосновательна.

От фильма сквозит одиночеством. Оно подчёркивается парностью: Тереза(которая пишет письма в прошлое, не веря в настоящее) — Фернандо (который размышляет, но вера его не крепкая, а значит ее нет), Ана-Исабель(которая ни во что не верит), Ана -солдат, фильм в фильме. Одиноки все герои, кроме Аны. Она самодостаточна в своём одиночестве, потому что хранит веру.

Ее вера основана на сильном впечатлении, но скорее на чем-то другом, на том, что организует блестящих и неумолимых пчёл совершать те движения, которые нужны, чтобы поддерживать жизнь. Дух улья и есть дух жизни. Но чтобы его рассмотреть более близко и внимательно, необходима недюжинная смелость. А смелость всегда подогревается верой. Ответ на вопрос, почему люди убивают друг друга, знают только пчёлы, потому что сами не задают вопросов, но делают своё дело молча и с толком.

Некоторые фильмы тяжело поддаются рациональному осмыслению и не спешат соответствовать заранее обозначенным характеристикам и определениям. Такие ленты лучше просто чувствовать, как будто ты еще ребенок, принимающий за чистую монету любой вымысел. Почему так происходит, почему дети верят в то, чему нет объяснения? Может, все дело в их сердцах, еще не научившихся отличать материальное от духовного? И они совершенно к тому не стремятся. Ведь жизнь — один лишь унылый распорядок, изредка оживающий от прогулок с отцом за грибами и походами в кино. Не хватит слов, дабы выразить детскую радость при виде вернувшегося в испанскую глушь грузовика, упакованного бобинами с пленкой. Миг счастья так близок! Новый мир вот-вот пригласит к себе маленькую Ану. Еще совсем немного. На этот раз в деревеньку прибыл великий в своей исторической значимости «Франкенштейн» Джеймса Уэйла. Совершенно не детский фильм, если разобраться, но есть в нем сцена, резко выбивающаяся от общего тона повествования. Единственная жертва на совести рукодельного монстра — единственный ключик для Аны почувствовать неожиданно близкое ей существо, как если бы она знала его всю жизнь, общалась с ним и наслаждалась тем, как он ее понимает. Обычный детский вздор? Выдающийся испанский кинодеятель счел иначе, и показал родной стране, высвобождающейся от власти Франко, янтарное сердце.

Какой представляется смерть маленькой девочке? Явно не в виде опустошающей города и веси твари. Ана мало говорит, предпочитая слушать и создавать в голове свой мир, дышащий тихим спокойствием. Она и жуткого монстра Франкенштейна видит в качестве друга, почти брата, которого у нее не было. Ведомая фантазией старшей сестры Изабель, девочка каждый день ходит на окраину поселения, смотрит на старый барак и долго-долго ищет ответы в прозрачной воде колодца. В юном сознании обитает множество мыслей, но большинство из них — пока не ее собственные, ведь Ана так наивна и доверчива. И что такое дух, ей проще понять по простой фразе, «плохой или хороший». Околица с заброшенным домом, чьи окна так похожи на соты — кусочек нового мира, который, как кажется девочке, более понятный. Ей есть с чем сравнивать, ведь под родной крышей одна только пустота. Точно вся Испания в миниатюре, испытывающая гнет фашистской диктатуры, дом Аны — место, в котором будущее есть лишь у пчел, и то, до поры до времени. Обманчивая красота, окрашенная золотистыми тонами, не способна заретушировать царство печали, воцарившееся в стенах. Изредка оно нарушается жутковатыми шутками Изабель, и это только подталкивает к желанию наслаждаться уединением с созданием, которого не нужно слышать для того, чтобы ощутить трепет его души.

Неспешное течение фильма призвано как можно точнее проассоциировать его с размеренной жизнью пчел. Деловитым насекомым торопиться некуда, но и отдыха они не знают, всецело отдаваясь ремеслу. Так и люди у Виктора Эрисе погрязли в рутине, накрепко упрятали все эмоции и умудрились стать чужими для самых близких. Ану сама жизнь подтолкнула искать выход за пределами родной обители. Молчаливых страданий, тревог и переживаний в доме так много, что их тоже можно было вместить в соты, и пустых ячеек бы не осталось. По печальной иронии судьбы, мать девочки пишет письма ушедшему на войну любовнику, а другой солдат становится другом ее младшей дочери. Невозможно не заметить в таком «круговороте» пацифистский протест режиссера — Эрисе сравнивает режим Франко с варварскими экспериментами доктора Франкенштейна. «На выходе» и у каудильо, и у сумасшедшего ученого — только боль, страдания и одиночество. Все эти вещи отчетливо видны и в понурых глазах экранного Бориса Карлоффа, и у того воображаемого монстра, что явился к самой Ане. Несчастное, лишенное смысла существо скиталось в поисках искорки настоящей жизни, и, обнаружив ее, хоть на какое-то мгновение стало ближе к человеку. Не имеет значения точная формулировка духа улья, овладевшего сознанием девочки. Важнее его молчаливое подтверждение, что любым страданиям должен прийти конец. И желательно не такой, какой практикует отряд испанской полиции, разыскивающий дезертира.

Многослойная картина не замыкается на антивоенной идее. Виктор Эрисе копает глубже и касается природной чистоты, с которой рождается каждый из нас. Девочка Ана с не по-детски серьезными глазами подобна последнему ангелу из группы падших сородичей. Все, что окружает юное создание, создано людьми, но не убеждает в том, что пчелы не смогли бы сделать это лучше. В картине «Дух улья» укрывается множество вопросов, и на большинство из них ответов не найти. Все дело в том самом эмоциональном восприятии, настойчивой попытке автора нарисовать мир кистью ребенка. Отсюда обилие жизнерадостных цветов на общем уныло-сером полотне. Отсюда святая невинность поступков Аны, встающих как протест вторжению смерти в тихий уголок. Эрисе с такой чуткостью отнесся к девочке, что ее простодушная неспособность отличить правду от вымысла стала ведущей идеей фильма. Как оказалось, этого больше всего и желала измученная страна — простую, хрупкую и тонкую историю, наполненную самой естественной на свете любовью и самой крепкой привязанностью. Ни к чему лишние слова, когда глубокий детский взгляд способен сказать все необходимое. Не нужна разрушительная сила, когда тактичная мягкость гораздо полезнее. Не стоит превращаться в пчел, незачем следовать по неверному маршруту. Лучше просто верить в исцеляющее тепло сердца, бьющегося точно в такт наивным детским мечтам.

Посвящается Владимиру

Почти безмолвное, прекраснейшее с визуальной точки зрения и наполненная, целостная в плане мыслительного порядка испанская картина Виктора Эрисе 1973-го года «Дух улья» — это нечто необычайное, нечто полуреалистичное и в то же время столь родное и понятное, что воспринимать её как часть кинематографа становится вовсе крайне нелегко.

Дело в том, что здесь постановщик, являющийся также и автором сценария, сумел отобразить через непревзойдённую операторскую работу Луиса Куадрадо мир, глазами ребёнка. Притом исконно правдивый мир. Тот, с которым мы все были знакомы когда-то. Настолько давно, что даже не можем сказать, а было ли это правдой. Вот и здесь: демонстрируя историю девочки, что была впечатлена одним кинофильмом, автор знакомит нас с её восприятием окружения, которое адресуется зрителю как что-то настоящее, причем таковым не являясь. Здесь гармонично, чуть ли не в полной тишине, сплетаются два осязания людского мира: сквозь детский, такой прекрасный, пусть и лишённый должной информативной подноготной, но всё равно правдивый взор, да через обыденное, общественное восприятие, которое и является реальностью.

Сценарий многогранен, как и сами персонажи. Благодаря отличной актёрской игре, где в первую очередь делается «ставка» на игру глазами, не только матёрые актеры вроде Фернандо Фернана Гомеса (Фернандо), но и маленькие актрисы, играющие главную роль в данном фильме, то есть Ана Торрент (Ана) да Изабель Тельерия (Изабель), передают столь обширный спектр чистых, откровенно правдивых эмоций, что фильм становиться более похожим не на художественное произведение, а на доскональное запечатление будничного бытия семьи, где у каждого члена имеется свой секрет и свой грех на душе. Путём многоканального сюжета, Эрисе раскрывает не только темы детской наивности и бескрайней веры, но и обычные проблемы любого социального класса, где недовольство построенной жизнью является чем-то привычным, где жена таит от мужа искренние чувства, не принадлежащие ему. Однако, в конечном итоге, творец даёт понять, в чём истинная важность, собственно, семьи — в детях. Проблема воссоединяет, проблема заставляет понять ту основную цель, которую преследует человек, сковывая себя узами брака с иным человеком: вырастить новое поколение, которое ты однозначно любишь, просто, возможно, не было шанса беспрекословно это осознать… Вот только такого шанса, случая и не должно быть: «Дух улья», будучи непременно многоуровневым, с точки зрения смысла, произведением, повествует не только об мотивах фантазии и реальности, но и об древнейших понятиях преступления да наказания.

Несмотря на небольшой хронометраж, данная кинолента — обширнейшая почва да размышлений. Здесь найдутся темы для каждого человека сознательного возраста и не только: обсуждения слишком сильного влияния кино на неокрепшие детские умы, олицетворение фильма именно как явления искусства, размышления над физической стороной создания ленты, где работа со светом и звуком проведена столь ошеломляюще прекрасно, что удовлетворение если не тягучим смысловым наполнением, то визуальной частью зритель получит однозначно… Это целый альманах истин нашего существования. Панегирик ушедшему времени. Простой, и в то же время необычайно сложный продукт кино-мастерства, где сплетаются вопросы будничные и вечно актуальные, вопросы исторические и спорные, вопросы детские и безмерно ностальгические, темы темного и темы светлого. Наших мечт да стремлений, разбивающихся о камни непреклонной реальности.. а может, так и надо?

P.S. Спасибо за внимание.

В 1973 году был снят, возможно самый красивый испанский фильм двадцатого века. Один из немногих испанских фильмов действительно поэтических, в прямом смысле этого слова, потому что сама жизнь как таковая, основана на одах миру мечты, созерцанию небесных образов и энергии самой земли, Истинной земли великих поэтов.

Виктор Эрисе смог в рамках одного фильма смог передать разные проявления мудрости, спокойствия, смирения и чувствительности. Это можно лирически назвать исследованием мира через пленку. История рассказываемая в фильме общая для всех, и подходит каждому в независимости от времени и места где мы живем.

Для людей жизнь в фильме, жизнь протекает медленно и монотонно, среди тишины, без связи с внешним миром. Тишина приносит разочарование и молчание, и тишину прерывает только жужжание пчел или мелодия карманных часов.

Такое одиночество присутствует в символике жизни пчел, где индивидуальность принадлежит коллективу и все процедуры, все элементы, в конечном итоге ловят и душат личность, именно в этом и проявляется «дух улья».

Как следует из вышеизложенного, El espiritu de la colmena — это фильм, молчание, которое в данном случае, тем более выразительное, чем слова.

10 из 10

Про пчел, про деревню, про Франкенштейна, про супружескую неверность и гражданскую войну. А еще про грибы, заброшенные дома и ночные сады. Про дороги, велосипеды, окна, картины на стене, поезда, облака и солнце. Про все то, что вы видели в детстве своими большими ягодными глазами и что давно уже позабыли.

Фильм из тех, что в полной тишине надо смотреть раз пять. Он не динамичен, он не занимателен; он не абсурден, как кэрроловская Алиса. Он просто завораживает вас — или, как бессюжетная скукотища, не завораживает. Смахивает, пожалуй, на Тарковского 70-х, но сильней. Ощущение мира ребенком — совершенно непохожее на ощущение мира взрослым — мир таинственный, большой, красивый, странный и жестокий.

Если б не было «Духа улья», испанское кино не имело бы своего жаркого золотого привкуса волшебства.

10 из 10

Далёкая Кастилия 1940 года. Деревня, затерявшаяся среди широких полей, в которых гулко дуют ветра, а плавные изгибы дорог теряются, рассеиваясь где-то у самой кромки горизонта. В деревне стоит большой старинный особняк с обшарпанными стенами и окнами в виде пчелиных сот. А в доме живёт семья: отец, мать, две дочери: Изабель и Ана и их служанка.

Они живут вместе, но внутренне каждый одинок и отстранён от всего мира, за исключением одной Изабель. У каждого из членов семьи свой собственный внутренний мир, в который они не хотят пускать никого извне, да и остальным особо не интересно, что же происходит в уме у других. Мать и отец общаются между собой только по необходимости. Их взаимодействие с дочерьми тоже весьма ограниченно по времени и скупо на эмоции. Чаще, чем с родителями девочки разговаривают друг с другом, но они слишком разные, чтобы им подолгу было интересно вместе. Светленькая Изабель более подвижна, весела и шаловлива, чем сестра. Она обычный ребёнок для своих лет. Её впечатления мимолётны: как радостные, так и грустные. Для неё настоящая жизнь — это по большей части увлекательная игра. Изабель без устали придумывает всё новые забавы, с интересом изучает материальную структуру мира, его свойства.

Совсем другое дело Ана. Она ребёнок из числа тех, которые редко встречаются. Утончённое бледное личико, удивительные огромные тёмные глаза и задумчивый взгляд. Она всегда печальна и очень далека в своих мыслях от материальных вещей. Даже когда она улыбается хрупкой слегка надломленной улыбкой, в бесконечной темноте её глаз всё также светит тихая задумчивая печаль. Ана — маленький созерцатель, чьё сильное воображение было однажды поражено образом фантастического монстра из фильма. С этого момента будничная реальность перестала быть для неё единственной тканью мироздания. Мир стал глубже сложнее, многослойнее. Бесконечная таинственность и тонкая мистика начала для Аны просвечивать сквозь материю реального мира. Это какое-то другое состояние, которое не есть жизнь, оно тесно связано с тьмою, ночью, загадочностью и мистикой. Это мир духов, в который мы не можем попасть, но с которым, как верит девочка, мы можем связаться и позвать их в наш материальный мир.

Оператор не столько показывают действие, сколько рисует изображение, добавляя к нему с помощью особого света ощущение того, что вот-вот должно произойти, что может прорваться из какого-то таинственного пространства в наш мир. Эффект неспешного поэтично реалистичного, но на грани мистического повествования дополняется одухотворёнными кадрами. Золотистый свет, льющийся сквозь окна-соты на старинную резную тяжеловесную красно-коричневую мебель, создаёт эффект тягучести времени и пространства. Время — как мёд, кажется, прогрузи в него руку, и ты почувствуешь его тепло, густоту и сладко-приторный привкус во рту. Огненно-рыжий закат, делающий мир и вокруг дома почти осязаемо оранжевым, сменяется ночною тьмою с бледным светом луны, светящим сквозь чёрные ветви. Тревожные танцующие тени дрожат и колеблются вокруг личика маленькой Аны и кажется, ещё мгновенье и она, в самом деле, увидит то, что ей рисовало во сне её бурное воображение.

Череда серых будней может стать волшебно прекрасной, или таинственно-опасной, если преобразить её силой воображения. Виктору Эрисе удивительным образом удалось сделать простой фрагмент из жизни совершенно обычной семьи, окном в мир детского воображения посредством свежего, искреннего взгляда, на казалось бы обычные вещи, придающего всей кинокартине одухотворённую созерцательность, а зрителю — ощущение присутствия таинственного и потустороннего.

Про фильмы подобного уровня чрезвычайно трудно говорить. В первую очередь из-за того, что почти всякий человек сумевший посмотреть «Дух Улья» и безо всяких рецензий способен составить для себя определенное, ни с чем несравнимое мнение. Столь же особенное, как и весь этот удивительный фильм в целом. Впрочем, для тех, кто перед просмотром предпочитает прочитать несколько рецензий я с удовольствием оставлю свой небольшой отзыв.

«Дух улья» Виктора Эрисе — это не просто хорошее или как в таких случаях любят говорить — гениальное кино. В общем — то оно и есть определенным эталоном для людей не только смотрящих, но и снимающих фильмы. Хотя и это, честно говоря, совсем не важно… У него есть своя душа. И именно это важнее всего.

Виктор Эрисе снял не очень много фильмов. Порой перерывы достигали целое десятилетие. Но все его фильмы можно назвать настоящими. В этот раз перед всеми нами предстанет маленькая сказка, старательно помещенная на юг Испании и рассказывающая о странной мечте, возникшей в голове у Анны. Франкенштейн Мэри Шелли вновь оживает. Его необходимо лишь найти и, отыскав просто посмотреть на диковинного монстра обособляющего собой нечто большее, чем горсть надежд. Маленькая девочка его и ищет, не обращая особого внимания ни сестру Изабель любящую пошутить таким необычным образом, что на пару минут у вас обязательно замрет сердце. Или на испуганного дезертира страстно желающего жить. Даже ее отец рассуждающей о смерти сквозь призму поиска грибов или постоянно спящая мать не отпугнет Анну от собственных поисков. Хотя любое дальнейшее слово, касающееся сюжета, можно будет посчитать незамысловатым спойлером.

Этот фильм очень… Теплый. Как небольшая дверь, стекло которой сделано в форме янтарных сот. У одного безумного француза существовало путешествие на край безумной ночи. Эрисе же виртуозно используя слово кинематографа, создает возможность для путешествия на самый отдаленный край рассвета. Безвредный и совсем обыденный мир, в котором нет места для недомолвок или присутствия какой либо интриги.

Также хотелось бы отметить титанический труд оператора Луиса Куадрадо за удивительно мягкую работу со светом и пространством. Такие сцены как первое посещение сестрами заброшенного дома или поиски живых людей после обнаружения Изабель… В наше время такое попадается все реже.

На самом же деле я жалею лишь о том, что мне не довелось увидеть этот фильм в детстве. В юном возрасте мы все воспринимаем легче и вместо того чтобы смотреть на удивительную сказку с постамента лет и сотен отсмотренных кинокартин, я смог бы просто в нее погрузиться без этих лишних слов. Этого желаю всем, кто прочитал мой скромный отзыв.

В своём полнометражном дебюте, без которого редко обходятся в который раз обновлённые списки «best films ever», Виктор Эрисе обращается к 1940-му — году своего рождения. При упоминании первого года правления фашистов историк обратит ваше внимание на всеобщие запустение и разруху, а конспиролог обязательно укажет на связь имён Франко и Франкенштейна.

Но творческий порыв, в безразличии окинув минутным вниманием неведомо куда мчащийся поезд политических потрясений, уносится в глухой испанский посёлок. Чтобы в тёмных глазах шестилетней Аны разглядеть рождение новой Вселенной. Только их по-детски невинный и по-детски пронзительный взгляд способен вместить в себя всю полноту страдающего мира.

«Почему монстр убил девочку?» — спрашивает Ана старшую сестру после показа «Франкенштейна» Джеймса Уэйла. Как мог этот пугающий великан, играющий с полевыми цветами, бросить в реку маленькую девочку?

Тревожный вопрос открывает Ане бессмысленность ветхого умирающего дома — этого пустого улья с окнами, застеклёнными шестиугольниками сот. Этим вопросом озадачивает Ану рой пчёл, бездумно перемещающихся в своём непонятном мире. Волнующий вопрос раздражает глупостью игр сестры Изабель. На него, как на самый опасный гриб, наталкивается девочка во время прогулки с отцом в лесу. Неумолкающим гудком поезда этот вопрос лишает Ану даже возможности спать.

Страшная и желанная встреча с «монстром» — детский и правильный ответ на беспощадный грохот окружающего мира. Чтобы остановить бессмысленность улья, нужно в ответ на дуло пистолета предложить яблоко. Но если Дар вдруг оборачивается Пулей, остаётся только бежать… Исчезнуть в самой глубине ночных лесных троп, где ни один гриб не опаснее собственного отражения, что виднеется в холодной тёмной воде.

«Дух улья» — страшное открытие вездесущей и бескомпромиссной Смерти — завершается надеждой, мягким лунным светом проникающей в комнату Аны. Тишина ночи, скрывающая бесконечный шум дневного улья, многократно усиливает шёпот детского зова, способного загладить даже звуки поезда. «Это я, Ана».

10 из 10

«Создатели этого фильма не могут не представить его без небольшого предостережения. Это история доктора Франкенштейна, учёного, который попытался создать живое существо, то есть сделать то, что подвластно лишь Богу. Это одна из самых необычных историй, когда-либо запечатлённых на киноплёнке. Эта история про два главных таинства бытия: про жизнь и про смерть».

Это фраза, которую в фильме с экрана кинотеатра вещает диктор перед показом знаменитого «Франкенштейна» Джеймса Уэйла и эта фраза нескромно представляет и творение самого Эрисе, действие которого происходит в далёкой деревне где-то в Кастилии на юге Испании, после революции. Тихое и забытое место, производящее ощущение вакуума, невозможности проникновения в этот мир чего-то извне. Дома — пчелиные соты, жители — сами пчёлы, дети с жужжание сбегаются к грузовику, который привозит кино, стёкла в дверных и оконных рамах в форме пчелиных сот. Круговорот часовых стрелок, сопровождающий бесконечную работу насекомых. И это всего лишь поверхностные символы, напрямую ассоциирующиеся с названием.

Однажды в эту замкнутую деревеньку приезжает машина с великим и ужасным фильмом «Франкенштейн» — большое событие для местных жителей. Дети, старики, все собрались в маленькой зале для просмотра, словно пчёлки в улей, а потом разошлись по домам, но маленькая девочка по имени Ана ещё долго, а может даже никогда не забудет увиденную историю про монстра и искренне не понимая, будет задаваться вопросом, почему он убил девочку и почему потом убили его? Позже Ана спрашивает свою сестру об этом, а та по взрослому увёртывается от ответа тем, что это всего лишь кино, трюк, на самом деле никто не умер и всё это неправда, но рассказывает маленькой Ане сказку-страшилку про духа, очень похожего на того, из Франкенштейна, живущего на пустоши в заброшенном доме, с этим духом нужно всего лишь познакомиться, и тогда ты сможешь общаться с ним когда захочешь, стоит только позвать. Всё ещё находясь под впечатлением от фильма, Ана начинает тайно наведываться в заброшенный дом, и однажды встречает там своего монстра, оказавшегося на деле простым дезертиром, прячущимся от властей. Ана носит ему еду, одежду отца, дарит папины часы и всё это время верит в чудо.

Однажды Ана спрашивает свою маму:

- Мама, ты знаешь что такое дух? — мама молчит, — А я знаю, — говорит Ана.

- Дух — это дух, — отвечает мама.

- А они хорошие? — снова спрашивает Ана, слегка тревожась, но пытаясь сделать безразличное лицо.

- Для хороших девочек — хорошие, а для плохих — плохие. Ты ведь хорошая?

Ана кивает и её монстр становится хорошим.

Тишину покинутой деревеньки изредка нарушает звук проезжающего поезда, единственной связующей с остальным миром, что-то наподобие поезда в другую реальность. С этого поезда спрыгивает дезертир, с которым дружится Ана, этого поезда с нетерпением ждёт мать Аны, в надежде что он привезёт ей письмо, не то от давнего знакомого, не то от любовника, который сейчас на фронте. Эпизод с приближающимся поездом очень напоминает кадры из фильма братьев Люмьер. Они почти идентичны. Первый фильм — чудо, и вера в чудесное маленькой Аны, поезд — как символ чего-то нового, соединяющего одну реальность с другой. Внешний мир и замкнутую деревню, в которой всё обыденно, каждый сам по себе и одновременно все вместе, как пчёлки, а так же воск, вырабатывающийся воображением девочки. Но словосочетание «дух улья», можно воспринять и иначе, как то, что неподвластно пониманию человека, тот странный порядок которому подчинены пчёлы, магия потустороннего, которая открыта лишь Ане.

«Эта история про два главных таинства бытия: про жизнь и про смерть»- говорится вначале. Смерть — ещё одна яркая составляющая фильма. Монотонность существования не может не натолкнуть на мысли о том, к чему это всё ведёт, об исходе жизни, проносящейся мгновенно тогда, когда как правило ничего не происходит. Мгновенно, как вагоны поезда. Поезд — жизнь, которая уходит или надежда, которая что-то принесёт.

Смерть — это ядовитый гриб, о котором рассказывает девочкам отец.

Смерть — это то, как сестра Аны, Изабель, пробует задушить кота.

Смерть — это то, как Ана в самый последний момент подымает голову от рельсов, к которым прижималась ухом, вслушиваясь в приближения поезда, в далёкие звуки из другого мира.

Смерть — это то, как Изабель пугает сестру тем, будто бы умерла, бездыханно валяясь на полу.

Но все же, в этом замкнутом пространстве что-то и рождается, а именно Дух — вера. И оказывается, люди даже хуже монстров, невинное чудовище, которого приютила Ана находят и расстреливают ночью, а когда Ана узнаёт об этом, она сначала как в кино, не понимает, за что убили её монстра и бежит от реальности, обманутая, веря в сказку, но краем сознания понимая, что всё это её фантазии. И в этот момент на зрителя накатывает ужасающее чувство обманутого детства, крушения веры. Ана скитается, ночует где-то в лесу и там встречается с уже настоящим монстром, похожим на Бориса Карлоффа из фильма, дрожа, закрывает глаза, погрузившись в фантазию или сон.

Сам этот фильм — Дух, среди множества фильмов-ульев, засасывающих, манящих, погружающих в разные миры. Этот мир-фильм — приоткрывает занавес между зрителем и происходящим на экране, заставляет сопоставить реальность и вымысел, смешивает два мира, путает их, объясняет магию кино. Интересно то, что у всех героев сохранены настоящие имена, а всё потому, что маленькая актриса Ана Торрент, никак не могла понять разницу между реальностью и вымыслом, не понимала, как можно просто взять и сменить имя на ненастоящее, она сказала об этом режиссёру, он согласился с девочкой и переделал имена.

Завершает фильм уже знакомый звук проносящегося мимо деревни поезда и силуэт маленькой Аны, стоящей на балконе со стёклами в форме пчелиных сот, она зовёт своего духа тихим шепотом, к счастью, не потерявшая после всех переживаний веру в чудесное и вряд ли уже когда-нибудь потеряет. И это даёт надежду на то, что в этой пчелиной деревеньке удаться зародиться новой жизни, живой, сумеющей прорвать стену в другой мир, куда пока может проникать лишь товарный поезд.

Фильм приправлен песочными медовыми цветами, предметами и загадочными звуками гитары с флейтой, что-то между протяжным гудком поезда и жужжанием пчёлы.

Грустный факт о фильме: оператор Луис Куадрадо, снявший так же много фильмов Карлоса Сауры во время съёмок «Духа улья» начал слепнуть, а в 1980 году, ослепнув окончательно, покончил с собой. Вспоминается эпизод из фильма, тот, в котором на занятиях учительница спрашивает детей чего ещё не хватает дону Хосе, кукле, по которой школьники изучают биологию, чего-то очень важного, без чего нельзя. И Ана отвечает — глаз.

Бывают такие фильмы, про которые даже самому себе сложно объяснить- почему он тебе понравился. И вроде динамики в нём нет, и интриги сумасшедшей, а «накрыло», что называется с головой и не отпускает. Почему так происходит- не знаю, могу лишь предположить, что это и есть интуитивная сила настоящего искусства. Ведь подлинное произведение- есть художественная истина, не требующая объяснений.

Этот трогательный испанский фильм- слишком интимен, чтобы говорить на площадном языке толпы. Он немногословен и изощрённо изыскан в визуальном воплощении, яркая жёлто-оранжевая палитра истменколора, удивительно бережно запечатлевает пустынный кастильский городок и его обитателей.

Картина Эрисе, имеет абсолютно колдовское действие, вовлекая зрителя в свой индивидуальный волшебный мир и тревожа его самые сокровенные воспоминания детства. Если и встречаются, в кинематографе второй половины двадцатого века, идеальные творения- то это одно из них. Чистое, как горный воздух кинополотно, является абсолютом экранной живописи, состоящей из безупречно выстроенных кадров. Настоящая поэзия экрана, где каждый образ имеет непреходящие символическое значение. Так окна дома главных героев, явственно похожи и соотносятся с сотами ульев пчёл.

Жанр ленты можно определить, как магический реализм, хотя вполне можно воспринимать её, как чудодейственную мистическую притчу. Тут сдержано всё- от скупой цепи событий, происходящих под лазурью южного неба, до печального дуэта флейта-гитара, звучащего за кадром. Но в этой кажущейся простоте подачи, заложен такой мощный заряд прекрасного, что даже культурно искушённый зритель, будет введён в эстетический транс.

Две девочки, две героини- две противоположности. Старшая Исабель- познающая взрослый мир- «играя в смерть», и младшая Ана- ещё не объявшая до конца мир детства, способная взглянуть на всё чистотой широко раскрытых глаз-бусинок, познавая себя- в вере в невидимое…

P.S. И да… Гильермо дель Торо, очень внимательно смотрел этот фильм…

9 из 10

Бескрайняя пустота бытия поглотила этот край, унеся его в иной мир из легкого воздуха и волнистых полей, из детского счастья и несбыточных надежд, туда, откуда время ушло навсегда, оставив за собой мелодию печальной сказки. Жили-были в неведомом царстве, кажется, в глубине Кастилии или в безмятежной мечте художника, потерянные люди, что не знали иного пространства, кроме данного им от рождения, прятались они в своих каменных домах, укрываясь от вечного моря земли и солнца. Каждый день мимо них проезжал поезд, в котором худые бушлаты с изможденными телами отправлялись на очередную войну, какие раз от разу случались там, где рельсы пропадали в облаках. Среди этих неприметных строений ютились и наши безмолвные герои: маленькая Анна и ее сестра Изабель. Отец девочек любил пчел и описывал их суетный быт на желтых листах, а мать страдала по тому, кто ушел в туманное зарево военного заката.

Как плавно ночь растворяет день, как время просачивается сквозь ветхие занавески, как глаза ребенка видят большой мир? Жизнь замерла, упорядочилась в нити бытия, и люди стали похожи на пчел. Монотонной грацией они проходят сквозь часы, отмеряя приближение смерти, наполняя мириады мгновений смутными чувствами, погружаюсь в красоту, данную им сердцем и глазами. И лишь свежие, слабые ростки первородной наивности нуждаются в призраках, в непонятном, в фантомах истины. Потому и верят дети, что в заброшенном доме, в самом центре широкого поля, поселился Франкенштейн, который сошел с экрана недавно увиденного фильма. Огромный несчастный исполин, нуждающийся в нежности, ждал ее круглых глаз. Ласковых глаз Анны. Это и была ее цель — помочь тому, кто отвергнут всеми.

И миф сбылся, и дух обернулся человеком, и мысль доказала свою реальность. Но беспощадный закон улья уничтожил чудо, рассеяв дымку раскаленным свинцом. Раз разожженный костер не погаснет в груди, раз пережитая сказка явиться правдой, если надежда пропитала сознание и разошлась в крови. Так и маленькая Анна обязательно отыщет своего страждущего великана, ведь огромному сердцу вовсе не тесно в щуплом тельце.

Вечность, по мнению отца Аны, подобна улью: «кто-то, кому я недавно показывал в одном из моих стеклянных ульев движение этого колеса, так же видимое как большое колесо стенных часов, с удивлением смотрел на это обнаженное бесконечное треволнение сотов. Безостановочное, загадочное и безумное трепетание кормилиц у выводковых камер; одушевленные мосты и лестницы, которые создают работницы, выделывающие воск; всё захватывающие спирали царицы; разнообразную и непрерывную деятельность толпы; безжалостное и бесполезное напряжение, чрезмерно-ревностную суету; нигде неведомый сон, кроме колыбелей, уже подстерегаемых завтрашним трудом; и даже покой смерти удален из этого убежища, где не допускаются ни больные, ни могилы. И как только прошло удивление, наблюдавший все эти вещи поспешил отвратить глаза оттуда, где можно было прочесть полный печали ужас».

Франкенштейн, возомнивший себя Богом, допускает, что вечность постижима, но он так же знает, что общество не желает понимать всей правды: «вы никогда не мечтали сделать что-нибудь опасное? Где бы мы были, если бы никто не докапывался до истины? Разве вы никогда не мечтали заглянуть за облака и за звёзды? Или хотя бы узнать зачем дереву нужны почки? и что меняет тьму во свет?.. Но если я смогу ответить на какой либо из вечных вопросов, к примеру: что такое вечность? Не сомневаюсь, меня тут же объявят сумасшедшим».

Оживленный Франкенштейном преступник возникает в реальности благодаря воображению девочек. Таким образом, представляются ясными три точки зрения на этого человека: художник верит в своё творение, общество классифицирует дезертира как преступника, Ана верит в доброго духа. Восприятие девочки становится символом всей картины мира-улья. Её восприятие свободно от лишних амбиций и социальных клише. Это вера в жизнь вопреки смерти, в бескорыстную помощь вместо наказания.

10 из 10

Боги и монстры…

Дух улья (я люблю этот фильм)

Виктор Эрисе, что же вы со мной делаете? Я когда-нибудь точно с ума сойду, если буду постоянно смотреть такие фильмы, а таких фильмов больше нет, и никогда не будет. Вот положа руку на сердце, могу сказать, что лично для меня это один из самых трудных и глубоких фильмов, которых я только видел. После просмотра фильма, я сидел загруженный до конца вечера. Почему?

Эрисе всегда был своеобразным режиссером, он снимает не очень сильные картины, а чересчур сильные, я писал про него уже раньше, он ведь съел своей новеллой один известный альманах про время, а в данном фильме он показал удивительно-глубокую природу человека, пускай еще очень маленького…

Ана смотрит фильм Уэйли и потом ищет Карлоффа. Она обязательно его найдет в конце фильма, а вокруг нее будет лететь очень страшная жизнь. Про такие фильмы невозможно говорить, их надо смотреть. Это даже не фильм, это тонкая магия кинематографа.

Возможно это самый лучший фильм Эрисе. Не пропускайте такие картины, если бы не они, кинематограф давно бы уже умер. Это я говорю абсолютно серьезно.

Огонь, который горит в ее голубых глазах, никогда не исчезнет из моего сердца…

Спасибо.

10 из 10

Просмотр стародавнего «Франкенштейна» взбудоражил сознание юной Аны. Непонятность киношного сюжета плодила внутренние вопросы — «Как и почему», замыкаясь в круг безответного: «А правда ли всё это?». Анна верила, а воображение рисовало картины встречи с небывалым существом.

Преисполненная значимости своего невеликого старшинства, сестра Аны сеет в голове сестры ещё больший сумбур, рассказывая о духе, посещающем заброшенные развалины на окраине поселка, нагоняя на неё страха своими экспериментами со смертью.

Девочка пытливо ищет правды, пытаясь обойтись без помощи своего отца, занятого расселением пчелиных семей по ульям домашней пасеки, вязнущего в липких рассуждениях о природе и устройстве пчелиной жизни, накладывающихся на просачивающиеся эпизодами признаки революционной поры.

Внутренний мир ребёнка в глазах Анны Торрент, всматриваясь в которые камера стремится разглядеть то, что скрывается в глубинах её озадаченного разума. Красивое лицо и умный взгляд. Отцовская сосредоточенность. Вера и доверчивость.

Когда же таинственный дух обретает плоть и кровь живого человека, Ана, принимая реальность за чудо, относится к нему с теплотой и сочувствием, удивляя неожиданностью ничего не подозревавшего отца и недовольных дядей в военной форме.

«Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется…», как не дано предугадать, куда заведут мысли ребенка, преломленные в свете «Волшебного фонаря». Иллюзия и реальность, пересекаясь в фильме Виктора Эрисе, предстают детским испугом и нерешительностью взрослых, разрушением веры и обретением мечты.

В бэкграунде — расправляющая плечи фашистская диктатура, по воле режиссёра рифмующаяся с детскими страхами маленького ребёнка; пчелиная суета в аналогии с людским миром, а в целом — неспешное размышление о бренности человеческого бытия.

Во время просмотра «Франкенштейна» Ана спрашивает свою сестру: «Почему он убил девочку и почему люди убили его — монстра?» Видно, что этот образ завораживает маленькое создание. Сестра уходит от ответа простым — потом объясню. Вечером, при свете свечи, сестра ведает Ане великую тайну кинематографа — всё неправда, люди только притворяются мертвыми. А монстр жив, она сама его видела. Он — дух. Так сестра поселила в Ане надежду на то, что та сможет увидеть этот дух.

Ана постоянно пропадает в заброшенном доме с колодцем, рядом с железной дорогой. Именно в этом доме и обитает дух. Она ждет. Возможно, представляет себе встречу с этой загадкой, но ни капельки не отчаивается. А сестра тихо подглядывает за ней, ни капельки не веря в существование духа.

В этом фильме все чего-то ждут. Мать — ответа на письма, которые она посылает на фронт молодому любовнику, жалуясь в них на жизнь в глуши. Отец — нужных слов для того, чтобы описать вечность. Ее он сравнивает с пчелиным ульем, с бессмысленной маниакальной работой — для чего?

Великолепная Ана Торрент с огромными карими глазами надолго останется в моей памяти как образ обманутого детства, но с таким потенциалом веры внутри, что ни одно разочарование в будущем не сможет его убить.