Агирре, гнев божий (1972)

«Я — гнев Божий. От моего взгляда задрожит земля. Захочу — птицы посыпятся мертвыми с деревьев. Кто ослушается — разрежу на сто кусков и растопчу так, что можно будет красить стены».

На экране — увлекательная деформированная история. Как это ни странно, но «Агирре, гнев божий» — фильм не только исторический, но также и зональный. Он подобен «Сталкеру» и «Аннигиляции»! Возможно без этой картины Коппола не создал бы свой «Апокалипсис сегодня», где максимально впечатляюще отобразил те глубокие смыслы, что почерпнул в видении Кински, однако на первые поверхностный просмотр данному серьёзному и ответственному путешествию не достаёт маштабности, натурализма и кипения страстей. Как высокохудожественный постановочный сталк этот фильм не оправдал ожиданий, потому что его создатели сосредоточились на совершенно иной цели.

В центре повествования — экспедиция, что была организована для отвода из Перу многочисленных солдат и наемников, которые после недавних гражданских войн оказались бедны и (или) обижены, что могло снова вызвать прежние проблемы и даже изменить действующий порядок. Вице-король полагал, что жажда быстрого богатства побудят многих из них присоединиться к компании искателей приключений. А что видим на экране? Не энергичный сброд в масовке, а степенную чопорность придворных, у которых в глубине джунглей каким-то немыслимым образом поддерживается снежнаая белизна чистейших воротников и манжет, а в гардеробе дам отыскиваются яркие открытые платья. Царит тотальная эмоциональная опустошённость, люди словно неживые… А может, так всё и было? Бывшая индейская знать в проводниках и африканские слуги — истинные дети природы — по манерам не уступают знатным испанским колонистам. Может, таким образом на людях сказывается тревога…Неизвестность страшит, но экстремальные путешественники пытаются контролировать все слабости кроме одной — животной алчности. Сам Кински, исполняющий роль Агирре, идеально попал в образ хладнокровного безумца, о котором потом сложат легенды.

У предводителя ещё оставались и люди, и ресурсы. Как всё закончилось на самом деле? Фильм не даёт исчерпывающего ответа на этот вопрос, интригуя и приглашая зрителей расширить свои печатные горизонты, чтобы приступить к самостоятельным поискам затерявшейся экспедиции.

Путь к исполнению мечты главного героя тернист и сложен. Агирре является главным вдохновителем экспедиции. На протяжении всего фильма именно у него было наиболее страстное желание попасть в страну богатств и чудес — «Эльдорадо». Герой верил в чудо, и с незыблемым рвением хотел прославить корону своей страны.

В конце путешествия вышло так, что выжили только двое участников: дева в голубом платье и «жестокий ребёнок». Остальные члены экспедиции погибли от того, в какой среде обитания они оказались. Экстремальные условия проявили в героях их истинную сущность, и мало кто смог удержаться на плаву.

Агирре, что часто повторял на протяжении фильма своё придуманное им звание, на плоту оказался с обезьянами. Люди, окружавшие его, погибли. Но открытая конец даёт зрителю надежду на то, что герой всё-таки сможет попасть в страну своей мечты, хоть и в другом, искажённом виде.

7 из 10

По сути дела по-настоящему большим и воистину прорывным фильмом культового немецкого режиссера Вернера Херцога стал «Агирре». Именно он наградил его лаврами великого творца и принес титул легенды, до сих пор нельзя однозначно утверждать — превзошел ли он за все последующее время самого себя или максимум бился головой о собственный потолок. Но почему именно этот фильм из десятков картин режиссера считается чуть ли не эталонным?

Как это обычно бывает — именно на этой картине свет сошелся клином, и целый ряд факторов сложился в стройную систему. Начать с того, что это первая действительно большая художественная работа режиссера, который раньше тяготел только к документальному кино. Тут же мы имеем полноценную историю, глубокий, проработанный сценарий с множеством нарративных перипетий. В основе сюжета заложен идеологический базис самой жизни немецкого режиссера — а именно жажда путешествий, приключений и новых открытий. Для того, чтобы охарактеризовать ее более полно и глубоко, он переносит место и время действия в середину шестнадцатого века, полумифические джунгли Амазонки. Конечно, это время выбрано как нельзя более точно — именно тогда человек, потрясенный собственными открытиями в областях наук оказался на пороге абсолютно нового измерения, иной вселенной. Это время революционных открытий Коперника, совершенных на фоне кровопролитнейших религиозных войн, эпоха творений Микеланджело, ограненных техническими трудами Бекона, эра, вобравшая в себя и прагматизм Макиавелли и мечтания Лопе де Веги. В общем и целом, можно сказать, именно в этот период человек западной цивилизации еще не оставил своих юношеских идеалов, но уже приобщался к новому миру в изумлений от им же самим созданных сокровищ.

Но вернемся к основе фильма — путешествию, наверное, самой важной и таинственной вещи для Херцога. В этом фильме путешествие как таковое носит глубоко философский и трагический смысл. В некотором роде оно является своеобразной метафорой самой жизни. Начальные титры, в общих чертах обрисовывающие обстоятельства происходящего, в глобальном плане уже задают курс для идеологии фильма. В шестнадцатом веке европейская цивилизация достигла абсолютной гегемонии во всех областях, до которых смогла дотянуться. Не стоит строить иллюзии, христианская государственность с ее богатой культурой, развитой экономикой, роскошными дворцами и плодородными землями сумела достигнуть могущества только через кровопролитные войны, бесконечный захват колоний и геноцид народностей. В качестве своеобразного воздаяния, захваченные индейцы решили создать миф о земле Эльдорадо, в которой скрываются все богатства мира и возвели они это воображаемое царство, конечно же, в мертвых землях, угодив в ловушку которых, ни один путник никогда не вернется назад.

Стоит отметить, что почти за четыреста лет до Хайдеггера, мудрые индейцы уже насквозь прозрели саму сущность вооруженного пушками и знаниями западного «наместника божьего» — его бытийной основой является воля к власти, захват и подчинение всего, в том числе природы, а позднее даже времени и пространства. Но при этом алчность его никогда не удовлетворяется, ей не хватает метафизического и мифического простора. Как только его безграничная воля стихийно сливается с мощью фантазии, он как будто сходит с ума, мгновенно отвращаясь от всех данных им клятв и трансцендентных запретов. Такова сущность человека.

В фильме выражением этой скрытой истины нашего бытия является великий и ужасный Клаус Кински. Его игра в строгом смысле слова не является игрой — это стихийный порыв самости, в кадре он выглядит так же органично и естественно как дикий тигр, его безумие не наигранно, но до нельзя документально, в чем можно убедиться прочитав факты о создании фильма. Взгляд и мимика — именно тот заветный ключ, который и нужен был этой картине (как и многим другим лентам Херцога, отчего они с актером породнились, несмотря на все конфликты) — в нем бьющая через край жажда бытия сливается с безрассудной отвагой, жестокостью и каким-то экстатическим помешательством. Даже описать это сложно, а сыграть и вовсе невозможно, если сам актер этим не живет.

Но герой Кински — авторитарный и жестокий руководитель, является лишь одной стороной медали. Без второй части — массы, он ничто, и соединяя их, Херцог как бы репрезентирует социум, само общество как растущий и развивающийся социальный организм. Фактически, большая часть фильма уделена именно исследованию генезиса общности и ее видоизменениям под влиянием власти. В метафорической форме режиссер представляет нам все фазы ее модерации — как с трона силой хитрости и коварства смещают уполномоченных представителей, устраняют конкурентов, умело спекулируют общественными иллюзиями и страхами, дабы в конечном счете под покровом надежд прийти к распаду. И все это делает один человек — Агирре. Вообще интересно заметить как именно вокруг его фигуры, которая вообще-то всегда остается в тени, формируется группа. Стае нужен вожак, она нуждается в сильных личностях, и что привлекает стаю в таких персонажах как Агирре — это апофеоз метафизической тайны в человеке. Вот почему всех правителей называли помазанниками божьими, говоря что от Бога — вся власть. Агирре — абсолютный властелин своей стаи в конечном счете, конечно же, также должен приобрести как минимум божественные черты или позаимствовать у Владыки некоторые атрибуты — такие как гнев. Имеет ли это что-то общее с реальностью? Нет, ну а что вообще реально?

Стоит отметить, что для Херцога реальность не объективна, наше (человеческое) существование — зыбкая, распадающаяся на мгновения грань между нашей субъективной вселенной, наводненной идеалами, заветами, мечтами, принципами и радикальной жестокостью, безразличной объективностью природы. Онтология режиссера усматривается уже в том, как он преподносит зрителю изображение. С одной стороны мы видим абсолютно документальный фильм — тут много съемок ручной камерой, нет ни одной декорации, а все актеры вынуждены были реально по несколько дней проводить в джунглях Африки, также не стоит говорить о том, что в картине отсутствуют спецэффекты — все донельзя натурально, включая эпизоды со скидыванием лошади в воду или стаей набежавших мартышек на тонущем плоту.

Но с другой стороны, реальность то и дело подавляется какими-то миражами — длиннейшие эпизоды, медитативно снятые с фиксированной точки рассеивающей линзой под однообразную, почти шаманскую музыку будто вгоняют в транс, заводят в иной мир, из которого многие не находят выхода. А по сути сам фильм является неким ответом на вопрос — как диалектически сочетать реальность и иллюзию. Ответ таков — воплощать одно в другом. «Агирре» и есть это живое воплощение кинематографа в плоть и кровь, где актеры — это туземцы, съемки проводятся в джунглях Амазонки, а съемочная группа неделями живет на плоту. Таков идеал Херцога и самого героя Агирре — воплощай фантазию во чтобы то ни стало и тогда «от взгляда твоего задрожит земля.»

Прочитав замечательное дополненное издание от Rosebund «Вернер Херцог: Путеводитель Растерянных», сел я пересматривать его фильмографию. И первое ощущаешь, что фильму почти 50 лет, а он не устарел ни на грамм даже визуально. Сама фигура одного из важнейших творцов нового немецкого кино открывается с дополнительной важной черты его бесстрашия и железного характера. Херцогу приводил слова, что его Агирре — эта метафора Фашизма, что он ни раз опровергал, но вскользь возвращаясь к этому вопросу. Все герои фильмов Херцога не юродивые, будто Строшек или Каспар Хаузер в исполнении Бруно Шлейнштайна, или же Агирре в исполнении импульсивного Клауса Кински. Хотя с первого взгляда это ощущение и складывается. Всех их можно обобщить идеей иллюзий, разложенного общества и непостижимости природы. Агирре с первых кадров и депрессивной гипнотической музыкой Попол Вух отдает о обреченности и полном крахе иллюзий.

Центром фильма является Кински, который только при помощи Херцога и его угроз застрелить Клауса смог обуздать его дикость. Минимализм и простота съемочных планов и ресурсов. У Херцога был личный враг, кинокритик, который ненавидел его фильмы только за скромность и не хватку огромных ресурсов. Для меня же эта из главных черт творчества Вернера. Фильм рассматриваю как приключенческую философскую притчу. Пусть и история ссылается на предположительный дневник испанского монаха Гаспара де Карвахаля, ее можно интерпретировать как вечный человеческий путь о недосягаемости человека над природой временем и властью. А уж подводить под нее можно хоть Третий Рейх, Римскую или же Османскую империю, которые остались где-то во времени — каждое воображение решает сам. Агирре не потеряет своего шарма в экзистенциальном поиске.

«Агирре, гнев Божий» гораздо проще понять, чем посмотреть его с первого раза от начала до конца, вкрадчиво всматриваясь в каждый кадр. Тем не менее, смыслом фильм не обделён, в рамках искусства являясь чуть ли не новым откровением, ранее не упомянутым в Библии и других священных писаниях, так или иначе связанных с нравственностью человека и его природой. Недаром третью игровую работу Вернера Херцога сейчас причисляют к лучшим творениям мирового кинематографа, а остальные режиссёры неоднократно высказывались по поводу влияния и называли «Агирре» одной из своих любимых картин. Сам Херцог добился ею культивирования собственной личности творца-нонконформиста, отвергающего культурные посредственности, и прочно вошёл в группу нового немецкого кино, хотя сам не принимает идейную сопоставимость с Фассбиндером или Вендерсом. Действительно, успех для тридцатилетнего универсала, ранее нередко задействованного и в документалистике, и в короткометражках. А притом, каким он славится заносчивым характером, работа явно проходила не в спокойной манере. Да ещё и в главной роли участвовал совершенный безумец Клаус Кински, неоднократно саботировавший процесс съёмок вплоть до настоящего террора и вседозволенности. Но Херцогу такой расклад только нравился, ведь он был убеждён, что Кински — единственный, кто действительно может сыграть Агирре. И чтобы добиться от актёра максимальной аутентичности, он нередко доводил Клауса до бешенства и лишь потом приступал к съёмкам. Удивительное явление в эпоху прошедшего экспрессионизма.

Фильм достаточно философичен. Его запросто можно обозвать притчей и не преувеличить. Более того, так будет дано максимально точное описание «Агирре». Особенно по тому, каким образом Херцог добивается причастия к поучению: он показывает историческую основу, за которую берёт в действительности существовавшее плавание испанских конкистадоров в атлантических реках с целью поиска очередной вариации сказочного Эльдорадо. Вот только в картине к беспрекословной истине относятся даты и имена (и то не все), остальное режиссёр сознательно утрировал для придания необходимого замысла. В той экспедиции действительно участвовал Лопе де Агирре, чью судьбу в ленте тоже слегка подкорректировали. Однако, учитывая факты его собственной жизни, создатели даже приукрасили фигуру завоевателя и не выставили ещё хуже возможного.

Но ценить фильм стоит не за легендарную основу. Вернер Херцог здесь с помощью высокомерного и безумного Агирре, «гнева Божьего, князя природы», показывает, насколько может затуманиться человеческий разум во время сладострастной миссии по завоеванию несметных богатств; показывает, как может убить чрезмерная власть. Агирре одержим, беспрекословен, ему нельзя не подчиниться, что каким-то магическим образом выражается содействием со стороны остальных попутчиков. И в данном случае можно было обойтись без адаптаций, беря за основу оригинальный сценарий, однако разницы никакой в принципе нет, а старая история даже служит на пользу атмосфере, выступая неким поверьем. Семантика такова, что обыкновенный поход в самом деле становится чем-то воинственно-настроенным, готовым к пролитию крови во имя, как оказывается, не золота, а какой-то идеи, вряд ли видимой, осознаваемой и самим Агирре. Его влечёт вглубь древних цивилизаций блаженное желание захватить, а не истратить. Просто захватить и стать новоиспеченным кайзером — всё ради власти. Неслучайно он постоянно говорит о нашествии Эрнана Кортеса, завоевавшего Мексику, ослушавшись приказа командиров. Так и герой (правильнее, антигерой) — ему претит собственное положение, и он всеми силами пытается достигнуть власти. Достигни экспедиция Эльдорадо, и пусть хоть кто-то начнёт перечить. И в какой-то момент его одержимость перерастает в маниакальную мегаломанию, в манию величия. Он непросто теперь с виду опытный и грозный воин, он — гнев Божий. Он забыл своё положение и неоднократно пошёл на военные преступления типа судебно-ритуальной церемонии по линчеванию неугодного Педро де Урсуа, дабы цель не превратилась в приказ отступить.

Но Агирре — не князь природы. Это принципиально подтверждается с помощью самих съёмок, декоративным методом. Режиссёр, кажется, намеренно издевается над зрителем, очень томительно и навязчиво показывая не диалоги и не действие, а перуанские джунгли. Можно сказать, Херцог ещё раз подтвердил свою неприязнь к житейским правилам мейнстрима, выдав кино по принципу «Сиди и думай», заставляет разжёвывать, а не разжёвывает самостоятельно. С другой стороны, на дорогие спецэффекты и профессиональные ракурсы не было средств, бюджет составлял всего-то 370 тысяч долларов. Лишённая динамики ручная камера двигается по просторам тропиков и демонстрирует их бескрайнюю красоту, а в то же время сильные паузы между моментами даёт возможность полюбоваться лесами и рекой. Но для сюжета параллель с природой важна. Именно ей противопоставляется Агирре. Именно её он пытается превзойти, над ней взять контроль, также зомбируя остальных путешественников. Зрителю же помогает вникнуть подходящее музыкальное сопровождение, отождествляющее безумие героя, его внутреннее состояние. Природа убивает экспедицию, солдаты гибнут от дротиков с ядом, пущенных обычными дикарями — вот какова истина всевластной природы, каковую Агирре не в силах остановить.

Однако, образ главного героя важен только в сравнении с остальными. Для Херцога не последним был анализ истории собственной державы, отчего на протяжении всего фильма чувствуются аналогии с фашизмом. Режиссёр пытался показать на фоне экспедиции общество, опьянённое идеологией Гитлера, которое, подобно сослуживцам Агирре, шло с единой целью — прославлять диктатора, строить ему культ личности при жизни, хотя они хотели лишь жить лучше. В фильме ответом на вопрос о приходе тоталитарной партии к власти является само общество, развращённое мелкими целями — свобода, обогащение, спокойствие. Агирре же хотел большего — абсолютизма во всём. Он переломил ход мысли конкистадоров, заставил их без меча и ружья слепо шествовать к стране из мифологии, попутно на словах завоёвывая земли. Как и Гитлер сделал с нацией, сломленной и униженной результатами Первой мировой войны. Вот только у общества остался шанс на исправление, каждый мог, подобно Мартину Хайдеггеру, в отношении фашизма сказать — «Я ошибся», избежав роковых последствий. А у героев фильма не было такой возможности. Они оказались в одной лодке с самовлюблённым деспотом и приготовились сами друг друга резать за предательство. Иронично, что Агирре сам себя называл предателем. Главным предателем — это важно! Анализ приводит к утешительному для поколения 1970-х итогу — наследники отцов войны не приняли её принципов. А в фильме они действовали до самого конца.

В этом и притча: стоя на плоту в окружении десятков мартышек, с намазанными бутафорской кровью руками Агирре остался наедине с дикой природой, и она готова пустить в него копьё или смыть течением. Он уже никак ей не ответит. Получив безграничное доминирование, он лишился всего, что имел: людей, функционирующей идеи, власти… Да, он убедил остальных в собственной неприкасаемости, но встать рядом с вселенной не смог и не мог. Не зная меры, «гнев Божий», добился гнева Божьего.

8,5 из 10

Разберем финальную сцену. В одном из лучших прошлого столетия фильме. Мужчина. Сумасшедший полон решимости. Персонаж стоит один, все лежат, кто то лег надолго. Колоссальное количество энергии. Наваждение в полных правах, начинает свою оторванную от земли кровавую пластинку, где то вкрадчивую (БигеуБоат), но в тоже время ясную, осязаемую. «Когда мы доплывем до моря, то построим корабль, затем поплывем на север и заберем Тринидат у Испанской короны. И оттуда мы поплывем дальше и заберем Мексику у Кортеза. Это будет великая измена!» ЭТО ТОЧНО, смеюсь. Но вы не спешите. Вырывать из контекста будет неверно, Агирре был в тонусе в любой ситуации, неустанно и бдительно оценивающий обстановку, на практике действовал крайне эффективно. Идея его велика настолько, что интересы окружающих по сравнению с ней, всего лишь мелкие зверушки, спешащие разбежаться при одном только сближении с ужасающей волей, гнева Божьего.

Коснувшись уже старинного произведения, немецкого режиссера, думается, о неотвратимости безжалостной судьбы плота и неминуемой, скорейшей погибели в случае отступления. О пороках злодеев и смелости благородных, говорят поступки священника и спутницы повешенного. О вечности сообщает солнце.

10 из 10

С начала 70-х годов в Западной Германии возникла так называемая «новая волна» немецкого кинематографа. Наиболее яркими её лидерами были Вим Вендерс, Райнер Вернер Фасбиндер и Вернер Херцог.

Личность последнего из них ни менее интересна, чем его фильмы. Радикальный, непримиримый, и жёсткий. Настоящий автор, полностью контролирующий процесс создания своих фильмов от а до я. Создатель собственной киношколы. Режиссёр, любимыми актёрами которого были безумные и больные люди. Всё это — о Вернере Херцоге.

Первым фильмом, принесшим ему международную славу, стал «Агирре, гнев Божий», исторический фильм о поисках испанскими конкистадорами мифического Эльдорадо, поражающий одновременно своей аскетичной простотой и глубиной.

Невероятная красота экзотических мест совмещается в «Агирре» с документальной манерой съёмки, как будто бы камера, перенесясь на несколько веков назад, следует за реальными рыцарями, запечатлевая их каждодневный быт. Музыка же предаёт всему происходящему некую мистическую ауру. И неспроста.

Чем дальше экспедиция продвигается вглубь неизведанной земли, тем больше разум покидает всех её участников, а безумие всё больше захватывает их сердца. Присмотревшись внимательней, можно заметить, что весь сюжет фильма чудовищно напоминает историю родной режиссёру страны первой половины XX века, когда во главе власти встал безумец, поведший народ навстречу своим иллюзиям и чужой погибели.

Отдельно стоит сказать о Клаусе Кински. Ходят легенды о конфликтах во время съёмок фильма между ним и Херцогом, когда последний под дулом пистолета заставлял актёра делать то, что ему нужно. Кински хотел исполнять роль более экспрессивно, и режиссёру пришлось пойти на хитрость, изматывая актёра на репетициях перед съёмками. Интуиция не подвела Херцога, и результат оправдал все ожидания. У Кински — неподражаемая харизма. Ему по факту и не нужно ничего играть. Камере достаточно показать безумный взгляд его голубых глаз, устремленный в никуда, чтобы зрителю сразу же стало понятно, что творится в душе мятежного рыцаря, готового на всё, чтобы добиться своей иллюзорной цели.

10 из 10

С шумерских времен и поныне отношение к предателям остается неизменным. Не любит их никто, а отвергают с редкостным единодушием — практически все. Причины на поверхности: предатель друзей заслуживает презрения, изменник родины — не вправе рассчитывать на прощение. Судьбы знаменитых отступников, от Иуды Искариота до Марка Юния Брута, схожи, хоть первый накануне смерти и успел раскаяться. Иногда причиной измены становится стечение обстоятельств или роковое заблуждение, но если к ней склоняет жажда власти — жертв окажется немало. Сильнейший из существующих наркотиков легко подчиняет податливую душу и выжигает ее опустошительным огнем. Шанса по доброй воле отказаться от страсти управлять, повелевать и наказывать не достает и дьявольски хитрым ренегатам, а печально известный Лопе де Агирре был из другого теста.

Одиозным фигурам свойственно прирастать мифами, за которыми утрачивается правдоподобие, но с «врагом испанской короны» всякий гротеск оправдан. Очевидно, Вернеру Херцогу значительно более интересен мрачный ореол вокруг личности Агирре, чем трактовка мотивов его предательства. С этим настроем ему было незачем опасаться перегнуть палку, выставляя персонажа больше демоном из преисподней, нежели человеком из плоти и крови. Подобный изгнанному из стаи шакалу, кособокий конкистадор остервенело желал найти Эльдорадо, но можно не сомневаться: голодной до тирании душе подошел бы любой повод. С первых же минут режиссер подводит к неотвратимому факту — предательству суждено состояться, кое-кто слишком долго ждал возможности свершить свое главное, как ему видится, предназначение. Смешно фантазировать, на что бы потратил найденное золото такой человек — логичнее вообразить его авантюристом, превзошедшим Кортеса. Тот, как известно, спалил собственный флот, но Агирре пошел дальше «учителя». Во всяком случае, в той своей ипостаси, которая когда-то настолько захватила Херцога, что завлекла его, вооруженного камерой, в удушливые южноамериканские дебри для эпохальной кинозаписи.

Земной путь настоящего «гнева божьего» продлился дольше вызывающей столбняк концовки, но в фокусе режиссерского внимания оказалась не фактология, а противоестественная обреченность, начало которой положено пониманием конкистадора, что дороги обратной нет ни у него, ни у тех, кто с ним. Безумие Агирре роднит его с богохульным капитаном парусника, поклявшегося обогнуть Мыс Доброй Надежды, невзирая на шторм. Он ли стал тем самым «Летучим голландцем» или нет — не проверить, но его испанский «соратник» кару в виде заваленного трупами плота заслужил. И страшнее всего не зловоние тел, не свист индейских стрел под ухом, не раздражающий писк неведомо откуда взявшихся обезьян, а молчаливый реквием по потерянной душе. О таких и слагают легенды. Что с того, если реальный Агирре встретил свой конец под топором палача? Херцогу не интересна «проза жизни», но поэзия властолюбивого исступления — другое дело. Истоки почитания сферического зла, вылившиеся в галерею выдающихся картин, зачинаются именно на Амазонке, радушно открывшей свои воды перед отщепенцем исторического значения.

Феномен Агирре не в беспощадности и упорстве. Демонстрировать все грани зловещей личности — работа увлекательная, но скромная для большого режиссера. Херцогу важен диктатор, но еще интереснее народ, слепо за ним идущий. В кривой фигуре Клауса Кински узнается стереотипный тиран, который вопреки всем моральным нормам приходит к власти и остается при ней до самого конца. Ни один вождь не обретает силу без поддержки толпы — императором Вильгельмом II и Гитлером доказано. Правители, ввергшие страну в кровавый хаос, обладали высочайшим авторитетом, их боялись и ненавидели, но… шли. Парадокс? Всего только мощь харизмы, а еще гипнотическое пламя в глазах и речах, парализующее волю. Эти деспотичные атрибуты сполна проявлены и в Агирре, и далеко не случайно, что против него самого бунт так и не был поднят. Физическое уродство предводителя выглядит издевательством над безвольными последователями — с характером оказалось все, по его меркам, в порядке. Блеск золота не имеет такой власти над сердцами, как обещание показать его в конце пути. И самый недалекий солдат понимает предопределенность развязки, да поделать ничего не может. Проклятие «Нелетучего испанца» распространяется на всех, кто его окружает.

Глубокое погружение в лоно амазонских джунглей с невероятно атмосферным музыкальным сопровождением определяет «Агирре» как полудокументальное, полуигровое кино — очень характерное для Херцога, преуспевшего на обоих фронтах. Вопрос о назидании при таком фанатичном отношении к теме звучит излишне наивно, и все-таки он важен. Легенды придумываются не с целью попугать, а для чего-то большего. Этим становится свидетельство звериного естества человека, только усиливающееся от вымарывающей сознание алчности. В картине чувствуется необходимость принимать пороки как неизбежные дополнения к достоинствам, способствующим открытиям и преобразованиям. Петра I тоже впору считать жестоким тираном и сыноубийцей, но в веках остались, прежде всего, выдающиеся дела. Величайшей трагедией Агирре — исторического и кинематографического — стало отсутствие реального блага, которое он принес бы своему народу. Когда это было необходимо сильнее всего, вождь сподобился напыщенно показать людям остов корабля на дереве, да тем и ограничился. По крайней мере, апеллировать к судьбе у «божьего карателя» не нашлось оснований. Капризная справедливость оказалась восстановлена с немецкой педантичностью.

Медленные джунгли. Неторопливые воды Амазонки. Особый вид напряжения — вырастающий из тишины, молчания, изнуряющей жары.

Бенефис Клауса Кински. Он притягивает к себе всё внимание. Есть в нём, как и в его персонаже что-то маниакально-шизофреническое, нечто содрогающе притягательное. Фильм наглядно иллюстрирует о том что бывает когда к власти приходит безумец, одержимый непросто жаждой богатства и власти, но и видящий в этом высшую цель, чувствуя себя божьим провидцем. Его трогательные отношения с дочерью подчёркивают многогранность и неоднозначность персонажа, который всё же не остановится ни перед чем ради всепоглощающей его идеи.

Неясна роль всех остальных участников отряда. Что заставило людей слепо повиноваться мятежнику ? Жажда наживы едва может перекрыть изнуряющий труд будней и неиллюзорную возможность получить маленькую отравленную индейскую стрелу в горло из-за непроглядного мрака кустов. Эту, таинственную человеческую природу исследует Вернор Херцог в своём фильме.

Устроил для себя неделю классического кино, и «Агирре, гнев божий» попал в список «must see», о чём я не на секунду не пожалел. Идея понятна, пожалуй всем, кто не прогуливал уроки всемирной истории в школе — завоевание испанцами и португальцами Американского континента, и поиск легендарной земли «Эльдорадо», богатства которой позволят, как считает один из героев, стрелять во врагов не ржавыми ядрами из пушки, а самое, что ни на есть золотыми — вот же мечта у человека. Ну, как говорил классик, кто куда душой дорос. Экспедицию возглавил не кто-то там, а сам Писарро. Однако довольно быстро становится ясным, что пробираться сквозь непролазные джунгли, в общем-то, бессмысленное занятие, и часть отряда во главе с Писарро возвращается обратно, а «ядро» экспедиции должно попытаться достичь Земли Обетованной, а, если ситуация не улучшится, то вскоре свернуть поход как провальный. И тут начинается самое интересное — как вы понимаете, чудо не произошло и джунгли не расступились перед конкистадорами как река перед Моисеем, а наш бравый вояка Лопе де Агирре замышляет бунт.

Ну что тут скажешь, мастер-класс от Клауса Кински, Вернера Херцога и Томаса Мауха. Пожалуй в виде минусов для неподготовленного современного зрителя можно выделить плотное, размеренное повествование и мало экшен-сцен. Однако, это дело вкуса и зрительского опыта. Работа — комар носа не подточит.

Меня картина порадовала следующими моментами:

- Игра Клауса Кински. Несмотря на чисто арийскую внешность, едва ли можно найти было актёра лучше на данную роль. Черты Кински настолько яркие и волевые, будто высечены из камня — вот уж точно, только такие личности и способны завоёвывать новые земли.

- Сценарий. Нет он вас не удивит ничем «эдаким» — тут нет серьёзных батальных сцен, нет эмоций на разрыв и заплаканных лиц. Зато есть чёткая продуманная сюжетная линия, поражающая своим реализмом и ровным повествованием с уместными диалогами.

Вообще, сравнивая «Агирре» с сегодняшним кинематографом можно испытать культурный шок — вы ни на секунду не усомнитесь в игре актёров, не подумаете, что вот эту сцену можно снять лучше, а вот тут сюжет провисает и т. д. Насколько раньше искусство было искренним в противовес современному фальшивому лоску Голливуда, который, боюсь вскоре заразит и европейское кино.

- Отмечу также прекрасную работу оператора — отличные крупные планы актёров органично сменяются пейзажами дикой природы, а насыщенные цвета киноплёнки и небольшая зернистость придают ещё больше достоверности всему происходящему. Я так понимаю, аутентичность картинки нам обеспечивают методы съёмки 70-х годов, ну что ж, отлично, я люблю автохром и ему подобные вещи — такой визуальный ряд позволяет ощутить вкус жизни той эпохи, которую нам показывают. В довесок похвалю и костюмеров с бутафорами — как в историческом музее побывал.

Фильм Вернера Херцога получился на загляденье — пускай и исторически недостоверный, зато до жути реалистичный, дающий исчерпывающее представление о том, что творилось в ту эпоху, и почему она зовётся не иначе как Мрачное Средневековье.

10 из 10

«И сотворил Бог небо и землю»… Сквозь туман небытия выступают горы, камера скользит ниже, по ним медленно цепочкой спускаются в джунгли люди…

Что мы увидим? Фильм-притчу о пророке доне Агире, подобно Моисею, упорно ведущего малочисленный отряд через «пустыню» джунглей к земле обетованной- Эльдорадо. Который, если захочет, чтобы «птицы замертво падали с ветвей, то птицы будут падать мёртвыми с деревьев». Или рассказ «о величайшем предателе, которого никто не смеет превзойти»? О внутренней борьбе титана, делающего выбор между дочерью и славой, отцовскими чувствами и гордыней. Или о беспринципном негодяе бездумно «идущего по головам» к своей цели?

Задумчиво и тихо катит воды Амазонка, река Времени, река Судеб и Жизни, и тогда, окружающие её джунгли и небо, плоты и люди, оружие и мысли отражаются в ней. То бурлит и негодует она в водоворотах на порогах, и в хаосе смешаны линии и формы, страсти людские на холсте её вод…

И перед нами рассказ о бунте, в котором «банда» объявляет отделение от Испании, ведь «счастье улыбается самым смелым и плюёт на врагов». И бунт этот схож с противлением в «Потерянном рае» Мильтона. И каждый делает выбор и пожинает его плоды. Монах серебряный теряет крест; что-то сжимает в кулаке дон Педро, сохранивший верность, быть может крест. Агире дон теряет дочь, команду, становится безумным, покаяния в нём нет. Плоты с людьми поглощают река, джунгли, индейцы… или гнев Божий?

Блестят на солнце воды реки, матовые блики бегут, тускнеют, исчезают и вновь вспыхивают в ней, смешиваясь с туманом, голосами птиц и леса..

В фильме поставлен также вопрос о ценности европейской цивилизации, в чём она превзошла индейскую? В Законе? Перед ним испанцы и закованные в цепи индейцы-рабы не равны. Верность ему и трону, определяется расстоянием у большинства членов отряда. В религии и морали? «Церковь всегда была на стороне сильнейшего»,- говорит монах, перечёркивая их. Лишь четверо: дон Педро, дона Ирене и двое слуг из сорока человек следуют внутреннему закону. Техническим достижениям? Они сведены к более совершенному оружию, т. е. насилию. В разуме? В экстремальных джунглях он уступает место воле и эмоциям. Давая бессмысленные имена индейцам, обесценивают их жизнь; пленный вождь-индеец: «Наш народ прошёл тяжёлые испытания: землетрясения, наводнения. Но то, что принесли нам испанцы, много-много хуже…- они дали мне имя Бальтазар, а моё настоящее имя Ромарик. Что оно означает? Это значит «тот, кто говорит».» (Бальтазар от ассирийского «тот, кого защитит Бог».)

Повествование фильма неспешное, условностью схоже с театральным действием. Значительную часть времени в нём занимают виды Амазонки и окружающие её джунгли, которые становятся ещё одним действующим лицом фильма. Характеры и мысли героев напоминают наброски, например, как в казни дона Педро, дополняет их музыка.

Воинам — железо лат, рабам — железо оков. Дамам — деревянные паланкины, врагам — деревянные клети, невезучим — деревянные дротики с кураре. Разношёрстный отряд осторожной змейкой сползает по горному серпантину. Продирается сквозь душные джунгли: путается в кущах, вязнет в топях, слабеет. Добирается до реки, ночует на тесной каменистой полоске меж лесом и большой водой. Долго плывёт на плоту, окружённый дебрями и воинственными племенами. Природа выдавливает пришельцев из своего лона: бескомпромиссно, яростно, не оставляет им ни пяди свободной земли по сторонам. Словно побеждённые агрессоры отступают по узкому коридору под присмотром вражеских войск. Но испанцы идут вперёд, и они пришли побеждать. Тщеславные, они называют эти земли своими по праву. А гибнут как на чужой. Их зовёт Эльдорадо — город, где любой человек обретёт высшую степень счастья.

Однажды кинематограф замахнётся на эпопею о завоевании Америки. И белый человек в режиссёрском кресле выразит её как летопись бесславных побед, как исповедь за горести, что несли его предки коренным народам по всему свету. А пока у нас есть лишь разрозненные детали великого преступления. И «Агирре», одна из них, повествует о событиях на закате эры конкистадоров: без размаха, без претензии на полноту, однако способная ёмко выразить эту идею, даже не делая на ней акцента. Это слышно в печальном рассказе индейского вельможи и в робких мечтах негра о свободе, видно в опустошённом и смиренном взгляде дудочника и напуганной улыбке вождя. Угнетение расой других рас неявно, ибо не самоцель — лишь отмечается парой зарисовок. Испанцы не жестоки к индейцам, скорее презрительно-равнодушны, куда беспощаднее они друг к другу. И потому важнее отношения внутри группы европейцев.

Их глаза пусты и бесцветны, зато как в них вспыхивает при виде золота угасший было огонь. Они готовы казнить аборигена, потрясшего Библией, обвинив его в богохульстве, но святотатствуют сами: индеец не знал о Писании, они же — забыли. И потому христианский символ благородства — лошадь, скинута за борт. Вслед за этой отправной точкой плот покидают король, командир Урсуа и его жена, каждый — своим незавидным путём. Вычищен последний сор чести и плот превращается в филиал ада. Ориноко становится их Стиксом, пересечь который можно лишь в одном направлении. А доверчивые индейцы зовут их сыновьями солнца, что, согласно преданиям, снизойдут с небес, чтобы спасти их. Но европейцы забыли, что могут нести свет — раскалённые добела, она выжигают всё, где снизошли. Им больше не мило сияние солнца, их влечёт сияние золота. И к нему они готовы идти даже за безумцем, изменником, изувером.

И это он — Агирре, воплощённый на экране бесподобным Клаусом Кински. Звериный взгляд из-под нахмуренных бровей. Грубая гримаса — то ли измучена, то ли озлоблена. Хромая, раскованная походка. И золотое неистовство в помыслах. Человек смелый, безумно смелый, он живёт превосходством над ближними, вдыхает полной грудью липкий запах власти, когда освобождается от авторитетов. Словно Кортес, который сжёг корабли перед походом на Ацтекскую империю, он сжигает в подчинённых трезвое стремление остановиться. Он из тех людей, кто отождествляют уважение и страх. И мнит себя достойным большего, чем имеет. Молодой Херцог, не имевший опыта, но имевший собственные взгляды, и его заклятый друг Кински, человек ничуть ни более простой, нежели его персонаж, нарисовали этот образ не словами, но эмоциями и действиями, показав при этом лишь малую долю жестокости и бесчинств настоящего Лопе де Агирре. Создали стереотипный, нарицательный образ властолюбца, сребролюбца. А сколько таких было? И сколько ещё будет?

По сути в картине не происходит ничего примечательного: сценарий не основан на сильных ходах или на резких поворотах. Действие неяркое, разреженное, но тем отчётливее через такую незатейливую сюжетную канву проступает фон, тем выпуклее содержание и аллегории. Невысокая событийность подталкивает внимательно разглядывать не что происходит, а как сопровождается. Ведь на самом деле весь фильм — целеустремлённый путь в никуда. В светлое будущее, которое не наступит. Отчаянное саморазрушение с целью отыскать золотой город и уже гарантированно саморазрушиться там. Дикая человеческая страсть к успеху, к открытию нового, к бегству за горизонт, которая и привела нас к нынешним высотам, предварительно повозив по всяческим безднам. Что пытался выразить режиссёр, показывая становление жестокой власти, не приемлющей инакомыслие, молчаливое непротивление злу и безумию лидера? Что хотел отыскать в человеческой природе, рисуя бессмысленный бунт и неприятие авторитетов, помутнение рассудка несбыточными желаниями. Не иначе как найти в душах людских пустующую нишу, которая с равным успехом может приютить собственного демона или впустить чужого. И имя ему — Агирре.

В картине «Агирре, гнев Божий» Херцог показывает историю испанского конкистадора, одержимого манией найти Эльдорадо в джунглях Амазонки, по мере развертывания его авантюры движение воистину становится ложным, как в одноименной картине Вендерса, герой в конце пути находит лишь собственное безумие. Если в картинах Вендерса дорога становится для героя путем к обретению внутреннего равновесия через движение к людям, наперекор преградам, возникающим на его пути, то в художественном мире Херцога для одержимого и неприкаянного героя путешествие всегда имеет сомнамбулический, галлюцинаторный характер, это всегда путь в никуда, к безумию и смерти.

Общение с внешним миром невозможно в силу несоизмеримости главного героя и его окружения, герой всегда больше, глубже мира, часть больше целого, потому герой, движимый своей интуицией отправляется в никуда, ища «то, не знаю, что», лишь бы не быть на месте и не оставаться один на один со своим одиночеством. Однако, он и в пути одинок, ибо те бездны бесприютности и экзистенциального ужаса, которые ему открываются, жаждут поглотить его, не давая ничего взамен сколько-нибудь продуктивного.

Герои Херцога неспособны на творчество, кроме разве что персонажа «Фитцкарральдо», движимого маниакальным стремлением построить оперу именно в джунглях и нигде больше.

Фильмов Вернора Херцога мною просмотрено пока что довольно небольшое количество, если быть точнее их два «Спасительный рассвет» и наконец дошедший до моего взора «Агирре гнев Божий». Оба они объедены природным элементом, главным сильно запоминающимся героем, выражающий в себе неодолимую жажду к чему-либо. В случае «Спасительного рассвета» оправданной жаждой к свободе. В случае фильма о злоключениях инков, жаждой к превосходству над другими, а также к построению идеального государства, — но, это так отхождение от основной темы.

Конкретно о самом фильме — о самом фильме в моем тексте, будет мало. Вся вина на том что фильм короткий, да и если сказать как кончатся злоключения конкистадоров, а кончатся они, что бы не врать, специфично и как то по честному сказать, двусмысленно. Именно кстати в финале вся основная часть, которая сможет остаться в мозгу, но повторюсь очень двусмысленно. Так что тем кто любит находить глубокий смысл, он тут имеется, тот его найдёт. Хотя как мне кажется, тут всё довольно ясно и понятно предоставлено благодаря актёру Клаусу Кински. Его герой, забирает на себя, всё внимание при просмотре, благодаря его специфичной манере в подаче своего амплуа фанатика, который вышел вообще изумительно и страшно. Своими действиями он губит всю свою команду при поиске священного города инков, идёт к тому чего сам не понимает, но во что слепо верит — я говорю о том насколько этот герой поразил меня своей харизмой и одержимостью. В неких моментах он даже сможет пару раз заставить улыбнуться зрителя, но к финалу его становится жаль, но как то вообще без эмоций. Как то выходит по странному, но и сама картина странновата именно благодаря ему, а также самим сюжетом.

А вот один интересный момент, который немного говорит о религиозной подоплёке картины Херцога:

- Он понимает, что эта книга содержит Слово Божие?

Держи, сын мой.

-Он сказал, что она не разговаривает. — Хватайте его!

Убить его! Казнить его за богохульство!»

Важный итог, из всей всей моей писанины: «Агирре гнев: Гнев Божий» говорящий о себе с претензией на гениальность, на самом деле обычен по построении сюжета и его подаче для зрителя, но занимателен будет для просмотра не только киноманам, но и рядовому зрителю. А удовлетворение будет получено благодаря музыкальному сопровождению от Popol Vuh, отлично заснятой природой на камеру, благодаря оператору Томасом Маухом и всеми теми приключениями, которые кстати длятся не долго. И конечно после этого фильма не возможно забыть Клауса Кински, также как и не возможно забыть некую гнетущую часть, содержащееся в фильме.

9 из 10

Испанские конкистадоры отправляются на поиски Эльдорадо, но в итоге находят свою погибель. Перед героями вроде бы стоит четкая цель, но при этом они ищут место, которого не существует в принципе. Конкистадоры увязают все глубже и глубже. И нет им хода назад.

Херцог очень явно показал путешествие испанцев как механическую погоню за поражением и смертью. И совершенно ясно, что их лидер — Агирре — намеренно ведет своих солдат к гибели, и сам ее ищет, навлекая на себя всё новые ужасы. Так в джунглях разворачивается греческая трагедия с испанским акцентом. В итоге, даже в птичьем гомоне и тишине нам чудится затаенное зло.

Критики часто сравнивают Агирре с Гитлером и прочими вождями, которые находились в плену собственных разрушительных идей. Но режиссер это всегда отрицал, заявляя, что ему в данном случае важна сама история, а не личность.

Бюджет картины составил всего 370 000 долларов, причем треть пошла на гонорар Клауса Кински.

Мой любимый фильм Вернера Хецога.

9 из 10

Густой туман покрывает столь же густые джунгли. Текут бурные реки меж массивных камней, петляют среди не видавшей топора дикой растительности. И идет экспедиция, люди в блестящих латах, воины, первооткрыватели. А ищут они в лесу Золотой город — Эльдорадо, который в дальнейшем станет для них не только мечтой, но и проклятием.

Краткое описание не только завязки, но наверное всего фильма можно было бы закончить на первом абзаце, но такого описания явно было бы недостаточно, для настолько массивного, глубокого произведения, наталкивающего на размышления и погружающего в себя с головой. Ведь, что снял Вернер Херцог со своим оператором Томасом Маухом нельзя закрыть рамками обычного жанрового кино, исторического или биографического. Хоть и понятно, что основана вся история на реально имевших место событиях. Вот только по ощущениям получается фильм, который скорее не демонстрирует некую эпоху и конкретных людей, а говорит о вечных и неизменных вещах — природе человека и природе, которую человек пытается эксплуатировать, но от которой нещадно зависит. И получается притча, подразумевающая разные трактовки.

Да, у нас есть безумец, захвативший власть. Но кто он — победитель или проигравший? Или он посланец бога? А может дьявол во плоти? Эти, и другие вопросы, наверняка задаст себе зритель во время просмотра, и после продолжит над ними думать. Ведь при своей минималистичности, неспешности картина «Агирре, гнев божий» достаточно многогранна. И оставляет сильное послевкусие, которое сильнее, чем ощущения во время просмотра собственно самого фильма. Да и мало кто снимает кино так, как Херцог — максимум естественности, отчего все кажется настолько правдоподобным, будто наш рассказчик, священник, не только записывал, но и снимал (хотя, оно, конечно же, не так). Атмосфера выдержана потрясающе, и актеры работают только на нее. А в особенности Клаус Кински, тот самый Агирре, гневный безумец, яро рвущийся к призрачной мечте. Он затмевает весь актерский состав фильма, да и роль у него самая сложная и эмоциональная.

Если попытаться найти во всем этом недостатки, то я скажу честно — их нет. И сразу предупреждаю — кино неспешное. так что любители динамики и экшена могут не оценить. Но если вы любите подумать, посмотреть на настоящую природу, на аутентичное окружение, то смело смотрите. Я лично изначально не хотел ставить картине максимального балла, так как окончательно ее не осмыслил. Теперь же смело ставлю. И рекомендую к просмотру.

10 из 10

Фильм основан, как вы понимаете, на реальной истории Лопе де Агирре, но она не должна нас интересовать — Херцог довольно ясно даёт понять с самого начала, что не историческую картину снимает. Итак, Писарро с небольшой армией отправился на поиски Эльдорадо, но в итоге они непоправимо увязли в джунглях. Он отправляет небольшую экспедицию во главе с Педро де Урсуа, чтоб выяснить, как далеко Эльдорадо, а также найти провиант — на всё это Урсуа и его людям даётся две недели. Продвижение вперёд крайне трудно, и де Урсуа решает повернуть назад, дабы успеть доложить о неудаче в назначенный срок. Однако его заместитель Агирре, с самого начала бывший явно не в восторге и от экспедиции, и от управления, готовится продолжать путь, а попытавшийся призвать его к порядку де Урсуа получает от кого-то из своих солдат пулю. Горстка конкистадоров выходит из под власти короны и объявляет своим императором Фернардо де Гусмана (чем удивлены и они, и Гусман — только не Агирре). Путь продолжается — Гусман потерял связь с реальностью, солдаты частью воодушевлены, а частью напуганы, а Эльдорадо всё нет…

Вопреки приключенческому сюжету, «Агирре, Гнев Божий» — очень медленный и плавный фильм. С самого начала мы погружаемся в ритм путешествия… нет, нескончаемой дороги, поскольку путешествие предполагает как раз новые впечатления, тут же вокруг — всё те же одинаково зелёные джунгли, одна и та же бесконечная река, непрестанная сырость, неизбывная усталость… Странным образом эта очень бытовая, лишённая пафоса атмосфера настраивает на обобщённое или символическое истолкование картины. Но возможности тут слишком разнообразны.

Конечно, это история вроде «Повелителя мух» — о влиянии на людей оторванности от большого социума, о переходе от попыток копировать цивилизацию к брутальности, но нельзя сказать, что это центральная тема фильма; по сути, переход этот совершается довольно быстро. Хотя обобщить происходящее с конкистадорами Агирре на человечество в целом и можно (в конце концов, при несколько иных обстоятельствах их империя могла бы превратиться из декларации в реальность; да и афоризмы вроде «церковь, как и всегда, во имя Господа поддержит сильного» наличествуют), я не вижу причин видеть тут историческую аллегорию или исследование тоталитаризма. Скорее это образ человеческого бытия в целом — тоскливый, бессмысленный и безнадёжный путь из ниоткуда в никуда, цель которого никогда не будет достигнута, и в котором люди делятся на тупое, жалкое большинство, благородных лидеров, неспособных, однако, с этим большинством справиться, и волевых социопатов, которые проходят по этому пути дальше, только чтоб больше пострадать.

Но чем говорить об абстрактных концепциях фильма, лучше поговорить об Агирре, ибо это — воистину, центральный персонаж. И, несомненно, довольно загадочный, так что всё последующее — только то, как я его увидел. С самого начала на лице Агирре написано, как осточертела ему эта экспедиция; однако по мере углубления в джунгли он, прежде сомневавшийся, что стоит идти дальше, ратует за это — думается, потому, что он лучше ду Урсуа понимает, что сообщить солдатам «всё было зря, а теперь назад, если у нас хватит на это еды» — самоубийство. А Агирре прежде всего занят выживанием. Он единственный практичный человек в этой экспедиции. Да, Клаус Кински выглядит слегка безумным, но вполне рациональным, и его ковыляющая походка — нечто среднее между шагами хищника в чаще и купца между ящиков на складе. Пока остальные заняты иллюзиями или сиюминутными желаниями, Агирре оценивает происходящее, что и приводит его к относительному успеху — просто он и правда единственный настоящий лидер. Вот только он попадает в замкнутый круг — чем дальше уплывают конкистадоры от земель белого человека, тем безграничней могущество Агирре, тогда как возвращение сулит ему не только потерю власти, но и, скорее всего, виселицу, однако Эльдорадо (и он, в отличие от остальных, это явно понимает) — надежда более чем призрачная. Итак, весь фильм, по сути, продление агонии. Воля Агирре ломается после потери экипажа (и, конечно, дочери — думается, женщина тут это некий символ, артефакт, ниточка, связывающая с цивилизацией), но мощная жажда жизни продолжает бурлить.

«Агирре, Гнев Божий» — очень красивый фильм; очень сильный фильм; и, что немаловажно, достойный размышлений фильм.

8 из 10

История испанского конквистадора Лопе де Агирре, одержимого идеей стать новым Кортесом, и в 1560-м году во время поисков в амазонских джунглях знаменитого золота Эльдорадо поднявшего мятеж против руководителя королевского отряда благородного дона Урсуа, — в режиссуре 30-летнего Херцога обрела звучание философской притчи о человеке, бросившем вызов самому Господу Богу. Оставаясь верным своему неизменному постановочному принципу — максимально точно повторять в реальных условиях отражаемую ситуацию, — Херцог отправляется с экспедицией в перуанские джунгли, чтобы один к одному пройти по маршруту испанского отряда и снять в итоге кадры, которые никто ещё до него не снимал.

На главную роль — «великого предателя» — он приглашает 46-летнего немца Клауса Кински, до того известного в кино главным образом в качестве специалиста по отпетым злодеям. Встреча с Херцогом наконец-то позволяет Кински раскрыть незаурядный актёрский талант, до сих пор по большому счёту невостребованный. Херцог первым направляет недюжинный темперамент актёра в нужное русло. Выразительнейшие физические данные Кински — орлиный нос, широкий властный рот, глубоко посаженные глаза, длинные, выбивающиеся из под шлема волосы — всё это, наряду с горбатостью героя и порывистостью приземистой походки, придало Агирре вид настоящего диктатора-монстра.

Всё более узурпируя власть и спекулируя на чувствах наиболее алчных членов отряда, Агирре не останавливается ни перед чем и безжалостно подавляет любые попытки сопротивления. В конечном счёте, его безудержным порывам начинает противостоять не только девственная природа Амазонки, не только охраняющие свои владения индейцы, но и сам здравый смысл: уничтожив одного за другим всех инакомыслящих и без того малочисленного отряда, Агирре обретает-таки абсолютную власть, обретает в тот момент, когда остается уже совсем один.

Последние кадры представляют один из самых блистательных в своей выразительности финалов в истории кино. Приём абсолютного погружение в материальную среду, всякий раз имеющий у Херцога принципиальное значение, производит столь сильное впечатление, что позволяет говорить чуть ли не о гипнотическом воздействии. Во всяком случае именно такой эффект способны произвести снятые оператором Томасом Маухом кадры горных перевалов и окутанной туманом Амазонки, в которых природа будто бы впадает в транс. В дальнейшем у Херцога ещё не раз проявится эта уникальная способность приоткрывать тайну над метафизической сущностью мира.

Вчера пересмотрела «Агирре, Гнев Божий». Смотрела и все думала о Времени. 1972 год — год создания фильма — для меня такой же далекий, как и 1560 (время действия). Может быть, потому что ни в том, ни в другом меня еще не было на свете? А возможно, и потому что на дворе и не 16 и не 20 век. И дело именно в веке?

Наверное, в нем. Ведь рассказанная Вернером Херцогом история именно о ХХ-м. (Так что Бертолуччи нужно потесниться — это еще один — не менее сильный и более кровавый — «ХХ век»!). История о столетии, сконцентрировавшем в себе немыслимое количество крови, смерти, насилия, войн и такое же число сумасшедших, амбициозно почитающих и называющих себя мессиями, проводниками, искателями, создателями, первопроходцами, открывателями и охранителями ЭЛЬДОРАДО — в переводе с испанского ЗОЛОТОЙ СТРАНЫ.

Сказочная страна золота и драгоценных камней, которую разыскивали в Америке первые испанские завоеватели, превратилась в нервном и жестоком исполнении В. Херцога, в нервозной и злой игре К. Кински (даже затруднительно сказать, кто их них больше насытил своей энергетикой этот бешеный фильм) в гротесковое полотно общечеловеческой «утопии». Слово это приходится писать в кавычках, т. к. сей жанр предполагает разговор и мысли о будущем, а не о прошлом. Но о прошлом ли фильм?

Мир тесен для утопии, но он без нее не может вертеться. Шар не приспособлен для всеобщего счастья, но он не хочет в это поверить. Любая утопия рано или поздно приобретает приставку анти — и налет смертного разочарования. Ведь одна тотальная версия счастья — сплошная ошибка и такой же нонсенс, как корабль, висящий на дереве, а не плывущий по воде. У нас в стране это знает каждый школьник аж с 1985 года… Но человечество не может без «мест, которых нет» (так читается утопия по-русски)…

Их — эти невозможные места — придумывают невозможные люди… А, может, сам Враг человеческий, чья миссия искушать и обманывать, вербуя в свои ряды.

Агирре!!! Дьявол. Хаос. Разрушение. Кровь. Падший ангел Азазель, восставший не только простив власти земной (король, начальник экспедиции), но и против небесной.

Небесная власть — есть Милость Божья — милость согласия, прощения, смирения, любви. Она героем отвергнута. Его путь — вера в себя как в Бога, его желание — сотворить новый мир (настырным поиском и упорством бронепоезда расчистив к нему дорогу), его девиз — «мы рождены, чтоб сказку (страну сказочных чудес Эльдорадо) сделать былью»…

И вот в этом самом месте все становится таким до боли понятным и простым… Агирре кричит «Мы будем делать историю, как другие ставят пьесы». Привет, Муссолини, Гитлер, Ленин, Троцкий, Сталин… Их «сбывшаяся мечта — мертвая мечта» = «несбывшаяся мечта — мечта убившая». Причем не только мечтателя…

Агирре умирает стоя, борясь и с пущенной индейцами стрелой и с маленькой обезьянкой, в гневе выхваченной им из стаи, не только заполонившей, но и завоевавший его «сумасшедший корабль», т. е. плот, — победившей!!! его воинство. Умирает, так и не поняв, что мечтатель-«иллюзионист» бессилен. Что даже «социум» мартышек безопаснее, справедливее, правдивее, достовернее, натуральнее, естественнее и жизнеспособнее, чем тот, что он пытался насильно и искусственно сконструировать еще до прибытия в свою сказочную страну.

Но надо отдать должное герою. Он тотален в своей мечте. Он продолжает выкрикивать ее «имена» и смыслы даже умирая. Он верит в нее, как мы с вами в смерть (т. е. в то, что умрем) — безоговорочно. А в смерть вообще не верит!

Так что Агирре не просто сумасшедший, его одержимость раем на земле — не болезнь и не мания. Он — Идеолог. Он — «Бог» на земле… Его миссия невыполнима, невозможна. Но он идет до конца, потому что идеолог — всегда фанатик. А фанатикам не бывает больно, обидно и страшно… Здесь будет город-сад. И все! И никто никуда от него не денется!

Что любит фанатик Агирре больше своей мечты «тире» утопии? Свободу? Деньги? Слово Господне (т. е. его гнев, проводником которого он почитает себя)? Власть? Женщину (дочь)?… (В битве за них, в их добывании и отстаивании творились и погибали цивилизации тире миры?)

Думаю — все это слишком слабые поводы для такой жизни и такой смерти как у Агирре.

Его вела сила мечты Сверхчеловека — уродливой, дикой, искаженной, мертвой… Нет — сила иллюзии — так вернее. «Я Великий Предатель! Любой, кто попытается бросить меня, будет искрошен на кусочки… Я — гнев Божий! Земля трясется подо мной. Идите за мной по реке…». И «божьим тварям» нечего возразить на это. Говорит Сила! Они попали в ее иллюзию, как в темницу, и лишь умирая начинают догадываться, что все, появляющееся перед ними в этом пути по реке (жизни), не корабль, не лес, не стрелы, не Сила, не Свобода…

Без любви к человеку, без Божьей Милости к нему Свободы (как и силы) не бывает. В незнании этого факта коренятся ошибки всех диктаторов — проводников «Божьего» гнева. В их глазах (в талантливом — на разрыв аорты и, конечно, обобщающем, а не индивидуализирующем исполнении Клауса Кински) горит отнюдь не прометеев огонь.

В них отблески адского пламени «тире» страны сказочных чудес Эльдорадо!

Начало 70-х годов ХХ века ознаменовано появлением одного из наиболее знаковых и самобытных направлений в истории кинематографа — «Немецкого нового кино», или, как его еще называют, — «Немецкой новой волны». Многие ленты этого направления стали шедеврами мирового киноискусства, а режиссеры их сотворившие по праву считаются классиками. Среди них Вим Вендерс, Райнер Вернер Фасбиндер, Фолькер Шлёндорф и, конечно же, Вернер Херцог. Этот выдающийся режиссер дебютировал в кино очень рано — всего в двадцатилетнем возрасте. Он снял документальный короткометражный фильм «Геракл», в котором поразмышлял о деструктивной природе физической мощи. В 1968 году Херцог дебютировал в полнометражном игровом кино, сняв фильм «Знаки жизни». Стоит отметить что Херцог будет чередовать игровые и документальные картины на протяжении всего своего творческого пути. Критики также будут неоднократно отмечать что его документальные фильмы высокохудожественны, а игровые почти документально достоверны, даже, в некотором роде, репортажны.

Однако настоящим прорывом, принесшим Вернеру Херцогу всемирную славу, стала картина 1972 года «Агирре, гнев божий». В данном, фильме, снятом по мотивам реальных событий, и повествующем историю безумного конкистадора Лопе де Агирре, отражены две центральные темы творчества гениального немца: тема столкновения цивилизации с дикостью (при чем вопрос о том что есть подлинная дикость поставлен у Херцога традиционно иначе, нежели это принято у, так называемых, нормальных людей) и тема одержимости главного героя безумной идеей. По ходу фильма, снятого словно репортаж с места событий, зритель все глубже и глубже погружается вместе с героями в пучину безумия, а джунгли, укрывающие стреляющих отравленными стрелами индейцев, представляются неким разумным существом (наподобие океана планеты Солярис из одноименного романа Станислава Лема), отвергающим конкистадоров как некое инородное тело. Стоит отметить что Херцог снимал фильм с той же одержимостью и пренебрежением к опасности, с которой шел к своей цели Агирре. Однако Херцог, все же, больше схож в этом не с Лопе де Агирре, а с эксцентричным безумцем-мечтателем Брайаном Суини Фицджеральдом из другого своего шедевра «Фицкарральдо».

Фильм создавался без помощи спецэффектов и декораций в тяжелейших условиях перуанских джунглей. Соратником Херцога в этой авантюрной затее выступил бесстрашный оператор Томас Маух, снявший с Херцогом немало картин, как до, так и после фильма «Агирре, гнев божий». Имея минимум технических возможностей, Маух выстраивает кадры таким образом, что из данного фильма можно свободно сделать фотоальбом и демонстрировать его на различных престижных выставках. Композитором фильма является этно-рок группа «Popol Vuh», впоследствии еще не раз сотрудничавшая с режиссером. Ее магнетическая музыка помогает еще больше проникнуться и без того невероятной атмосферой фильма. Но впечатление от ленты было бы неполным без впечатляющей игры Клауса Кински. Его дьявольский магнетизм и психопатическая харизма поражают даже весьма искушенного зрителя. По сути его Агирре это некий антипод сталкера из одноименного фильма Тарковского, а также известного героя Виктора Гюго — Квазимодо. Ибо являет собой образ юродивого, но отнюдь не блаженного и не «на лицо ужасного, доброго внутри». Агирре в исполнении Кински уродлив как внешне, так и внутренне. В нем нет двойного дна. Есть только безумие и ненависть. Но он таинственным образом притягивает к себе людей. Посредством образа Агирре, Херцог словно объясняет нам феномен нацизма. Он в нас. В нашей природе. В нашей страсти к разрушению и подсознательном стремлении к смерти. Особенно яркими являются два эпизода в исполнении Кински: эпизод в сожженной индейской деревне и финальный эпизод с мартышками. Финал картины метафоричен и глубок. Те кто идут с безумцем до конца, теряют свой человеческий облик и становятся подобны животным.

Несмотря на то что творчество Вернера Херцога формально относится к направлению «нового немецкого кино», он все же стоит особняком от всех. Можно проследить, пожалуй, лишь условную связь с «альпийскими» фильмами Арнольда Фанка (особенно отчетливо она видна в фильме Херцго «Крик камня»), да и то лишь по манере съемки в тяжелых условиях, а не по тематизму. Херцог даже сейчас смотрит не больше трех-четырех фильмов в год, предпочитая книги, а в молодости, судя по всему, смотрел и того меньше. Именно потому его кинопроизведения можно считать «чистым кино» — то есть лишенным влияния извне. Да и не кино это по сути. Скорее эпический театр по открытым небом. Режиссер словно продолжает и развивает идеи другого великого немца — Бертольда Брехта. Пока другие режиссеры подвергаются влияниям классиков, Вернер Херцог воплощает собственные безумные и, на первый взгляд, невыполнимые мечты.

10 из 10

Середина 16 века — закат эпохи Возрождения, развитие индустриального общества и время европейской экспансии неизведанных и непокоренных континентов. В поисках мифической страны под названием Эльдорадо (El Dorado — позолота) снаряжается экспедиция под предводительством Гонсало Писсаро (троюродного брата того самого Корсета, покорившего Мексику и уничтоживший государство ацтеков). Вместе с отважными конкистадорами и рабами индейцами, бывшими хозяевами Южной Америки, рыцари испанского креста переходят цепь Анд и оказываются в джунглях Амазонки. Чтобы не тратить людской ресурс зря, назначается специальная команда под руководством дона Педро де Урсуа, которая должна пройти дальше в джунгли. Заместителем командира бесстрашный Лопе де Агирее, олицетворяющий собой мужество и отвагу, дон Фернандо де Гусман, представляющий лицо королевского двора, и монах Гаспаро де Карвояла, идущий с религиозной миссией, который ведет дневник путешествия и благодаря которому эта история оказывается уцелевшей. Пытаясь переплыть берег реки на специально построенном плоту, терпят неудачу, когда Агирре берет власть в свои руки, назначая номинальным императором обжору и неряху Гусмана, чтобы идти дальше.

Агирре, имя которого стало в испанском народе синонимом вероломства и жестокости, предстает в первой роли Клауса Кински перекошенной, хромающей фигурой мрачного и одержимого идеей человека не без привлекательных качеств.

Мотивы его — богатство, слава, власть — соединяются при помощи безумного таланта актера с выразительной силой: чего стоит один только взгляд, устремленный на человека или ищущий невидимую страну. И по мере продвижения в джунгли этот взгляд становится все одержимее.

Построив новый плот и оказавшись на другом берегу, конкистадоры находят стоянку племени каннибалов, которые затем преследуют их, обстреливая с берега стрелами. Каверзный эпизод встречи мирных индейцев, у которых они пытаются узнать про золото, когда монах де Карвояла пытается нести слово божие, а абориген, прислонившись к книге, говорит, что не слышит. Еще один — человека по имени Руно Римек, означающее на их языке Тот кто говорит — некогда принц этой земли, теперь называемый хозяевами именем Бальтазара, вынужден молчать ибо стал рабом. А номинальный император наносит на карту несуществующую страну, разросшуюся больше самой Испании. Но постепенно под обстрелами индейцов и голодом, который делает людей зверьми, для оставшихся в живых Эльдорадо превращается в то, чем оно и было — иллюзией — весельным кораблем на дереве, а Агирре оказывается тем самым гневом Божиим для последовавших за ним.

Принципиальные условия съемок в так называемом проклятом натурализме, документальной точности кадров оператора Томаса Мауха в джунглях, и история, имеющая реальную подоплеку и прототипов, превратилась режиссером в путешествие к иррациональным корням мира и человека, позднее продолженной и разумно законченной в тетралогии Сокурова, эхо которой можно услышать и увидеть в фигуре Лопе де Агирре, на плоту среди трупов и мартышек плывущих в никуда.

В первой половине 16 века цивилизация ацтеков пала под натиском конкистадоров, и Эрнан Кортес, разрушивший эту могущественную империю, стал легендой и примером для подражания для последующих поколений завоевателей. Одним из них был жестокий и вспыльчивый испанец Лопе де Агирре, спустя четыре века ставший главным героем одного из известнейших фильмов Вернера Херцога. С реальной исторической фигурой Агирре в исполнении Клауса Кински имеет не так уж много общего, а в основу фильма легло лишь одной событие из жизни испанца — путешествие по Амазонке в поисках мифической страны Эльдорадо.

«Агирре, гнев божий» — это история, которой не было, но которая могла бы произойти. Упоминая реальные события и некогда живших людей, немецкий режиссер, тем не менее, создает картину, не претендующую на историческую точность. Сюжет об отчаянном походе героев — это лишь повод показать многогранный и сложный мир людских пороков и страстей. В центре — человек, человек Средневековья, объединяющий в себе, казалось бы, не сочетаемые черты. Глубокая религиозность, граничащая с фанатизмом, не мешает убивать за убеждения без зазрений совести, а за видимой преданностью идеалам скрывается алчность и коварство. Самоуверенные европейцы изображены бездушными и глупыми, и мало чем отличаются от порабощенных ими индейцев.

Этот театр людских взаимоотношений лишь увертюра к основному действию, где яркое соло исполняет главный герой. Агирре с его безумными глазами и импульсивными поступками представляет собой образ фанатика, тирана, готового положить все на алтарь идеи. Желание повторить судьбу Кортеса — захватить империю, возвыситься, приводит к чудовищному путешествию в никуда, навстречу верной смерти. Для такой личности человеческие жертвы — лишь необходимость, а путь по головам кажется единственным выходом. Но безжалостный Агирре, как олицетворение некой темной силы, воспринимается создателями достаточно спокойно. Херцог будто дает своему герою право творить зло, поднимая тем самым важный вопрос: возможно ли зло ради прогресса, ради будущего, можно ли найти оправдание кровавым деяниям, если ужасные семена дадут хорошие всходы.

«Агирре», несмотря на всю документальную убедительность, силу, живые образы и пейзажи, остается одной большой иллюзией. Все здесь кажется миражом и загадкой. Люди, исчезнувшие навсегда, будто их никогда и не было на свете, невидимые враги, окружающие героев со всех сторон, невероятный путь в страну золота Эльдорадо. Самый яркий и пронзительный образ ленты, корабль на дереве, одновременно символизирует крах надежд и то непостижимо-иррациональное, что представляет собой мифический пункт назначения. А сам фильм заканчивается кадрами с обезьянами, захватывающими плот и несущими в себе первобытный хаос и торжество жизни. Именно то, о чем по глупости забывали герои, находясь на краю земли, оказывается сильнее всех амбиций, стремлений и страстей. Ведь нет ничего могущественнее сил и законов природы.

Спустя десять лет, в 1982 году, свет увидела еще одна картина Херцога о невероятной мечте, граничащей с безумием — о Фицкарральдо, решившем построить оперный театр в джунглях. Это еще одно путешествие навстречу неизвестности во главе с героем Клауса Кински, одержимым невероятными фантазиями и стремлениями. Цели и Агирре, и Фицкарральдо недосягаемо далеки и нереальны, а оперный театр и Эльдорадо являются личным раем каждого из них. Страна золота в фильме Херцога олицетворяет новую землю обетованную, которая манит не вечной жизнью, но богатством и славой, как главными ценностями нового времени. Дорога в этот рай извилиста, кровава, лежит через лес из людских тел, но неизменно привлекательна для все новых и новых поколений. И сколько бы не существовало человечество, каждый будет искать дорогу в свой рай. В то место, куда нам не суждено попасть.

Перед тем, как написать что-то об этом фильме, я попрошу Вас представить себе на один миг уникальную, эксцентричную, харизматическую личность, которая тщетно пытается прыгнуть выше головы, преодолевая нереальные испытания в экстремальных условиях на фоне бурной и величественной природы, нетронутой человеческой цивилизацией. Ведь это одна из основных тем уникальнейшего немецкого режиссёра — Вернера Херцога. Его уникальность заключается в первую очередь в том, что он не просто снимает и монтирует необходимый материал: он со своей съёмочной группой буквально проходит тот тернистый путь, который проходят герои его фильмов. Этот титанический труд, вкладывающейся режиссёром в своё кино и сейчас активно обсуждается как зрителями, так и критиками. Одних восхищает мужество и настойчивость постановщика, других возмущает его фанатизм: ведь на его съёмках не раз происходили несчастные случаи и даже погибали люди. Но как бы то ни было, классический период Херцога стал одной из ярчайших жемчужин в копилке как европейского, так и мирового кино в целом.

Этот фильм повествует о рискованной и опасной экспедиции, предпринятой знаменитым испанским конкистадором Гонсало Писсаро. Ее целью было открыть в неизведанных амазонских джунглях сказочно богатую страну Эльдорадо. У Писсаро было немало помощников, одним из которых был отчаянный и самоотверженный человек — Лопе де Агирре, которого с блеском сыграл немецкий актёр Клаус Кински. Именно вокруг Агирре разворачивается основной сюжет, так как именно ему и его отряду было суждено проникнуть глубоко в чащу, переплывая по широкой реке на плотах. Выполняя чисто разведывательную миссию, Агирре внезапно предает своего хозяина, желая самостоятельно открыть чудесную страну и прославить своё имя… Данный исторический материал, взятый за основу фильма, имеет непосредственную связь с современным обустройством мира, что делает его очень значимым и актуальным на сегодняшний день.

В этом фильме Херцог провел свой классический режиссёрский прием, противопоставляя дикий мир цивилизованному. И он делает это настолько мастерски, что всё привычное и обыденное становится настолько диким и неприемлемым, что хочется скорее вырваться из четырех стен своей комнаты, душного города и проникнуться буйной романтикой далеких неизведанных земель. Цивилизацию в этом фильме представляет именно немногочисленный отряд Агирре. Немногочисленный, но очень разношёрстый. Тут присутствуют все: начиная императором, а заканчивая бесправными слугами. Медленно, но упорно наша цивилизация плывет в никуда… Отряд становится всё меньше и меньше, и сформировавшееся общество трещит по швам из-за безрассудной жажды славы и наживы, а так же из-за социального неравенства, господствующей тирании, бесчеловечного отношения людей друг к другу. Цивилизации приходит конец и начинается то, что люди привыкли называть «апокалипсисом». Однако, по мнению Херцога (впрочем, и не только его), апокалипсис вовсе не принимает форму масштабного цунами, землетрясения или же огромного астероида, упавшего на Землю. Он приходит медленно, неумолимо, буднично. И распространяется отнюдь не на поверхности нашей планеты, а в сердцах живущих на ней людей. И наступит он тогда, когда люди окончательно потеряют человеческое лицо, прикрываясь такими словам, как «власть» и «могущество». Именно это случилось с Агирре, именно поэтому он проиграл. Фильм кончается тем, что он усиленно смотрит вдаль, отчаянно желая достигнуть желанной цели, прекрасно при этом понимая, что его амбиции ничтожны и абсурдны. Иными словами, Херцог хотел доказать нам, что не стоит искать апокалипсис в неопределенном будущем, а следует его искать и распознавать у себя под носом. И, на мой взгляд, это ему великолепно удаётся.

Зная, что картину снимал Херцог, не стоит долго говорить про её визуальное и музыкальное оформление. Всё было просто бесподобно.

И в конце концов, мы получаем изысканное и тотальное кино, которое стоит посмотреть хотя бы раз в жизни, не в зависимости от того, являетесь Вы киноманом или нет. И не печальтесь, если он впечатлил Вас не сразу, так как этот фильм относится к категории таких, которые оставляют после себя длительное и бешеное послевкусие. Знаю по себе.