| Рейтинг фильма | |
Кинопоиск
|
6.2 |
IMDb
|
6.1 |
| Дополнительные данные | |
| оригинальное название: |
Врата рая |
| английское название: |
Gates to Paradise |
| год: | 1967 |
| страны: |
Франция,
Великобритания,
Югославия
|
| режиссер: | Анджей Вайда |
| сценаристы: | Ежи Анджеевский, Donald Howarth |
| продюсеры: | Сэм Уэйнберг, Пьер Кальфон |
| видеооператор: | Мечислав Яхода |
| композитор: | Уорд Свингл |
| художники: | Миодраг Мирич, Эва Старовейская, Миомир Денич |
| жанр: | драма |
|
Поделиться
|
|
| Дата выхода | |
Мировая премьера:
|
24 июня 1968 г. |
| Дополнительная информация | |
Возраст:
|
не указано |
Длительность:
|
1 ч 20 мин |
Нажмите на изображение для его увеличения
Вайда снял хороший фильм по очень хорошей повести Ежи Анджеевского «Врата Рая». Можно даже сказать, экранизировал. Бывает так, что режиссеру-экранизатору удается, не отклоняясь далеко от текста, уловить индивидуальный стиль книги, подхватить интонацию автора — например, Фассбиндеру в «Отчаянии» эксцентричную, полуироническую манеру Набокова. Но чаще для такой аутентичной передачи книги фильмом приходится совершить прыжок в сторону. Например, есть совпадение творческих темпераментов и вкусов автора романа «Леопард» Лампедузы — и автора экранизации, Лукино Висконти. Однако «Леопард» Висконти просто хорошая экранизация. Чуда переливания вербальной крови в визуально-звуковой ряд не произошло, как произошло оно в «Смерти в Венеции», при совпадении опять-таки темперамента и вкусов Томаса Манна, автора новеллы, и Лукино Висконти. Мне кажется, что именно элемент свободы в интерпретации новеллы позволил Висконти выразить красоту и хрупкость и одновременно уродливый гротеск и хитроумную многозначность манновских повествований.
Анджей Вайда отнесся к повести своего земляка (произведение которого, «Пепел и алмаз» уже экранизировал) — запанибрата. Экспериментальная форма повести не была случайным капризом, формалистическим «модничаньем»: вся повесть состоит из двух фраз, одной очень длинной, и одной короткой. Анджеевский единством одной бесконечно тянущейся фразы передал само распространение идеи, ее коллективный, надличностный и неясный характер, перерастающий личные мотивы и мысли. Идея становится движением массы, крестовым походом детей, в котором священник пытается найти логику развития, исток и проследить последовательность цепной реакции. Но он не остановит этой движущейся фразы, в которой ни одно лицо не отделено от другого точкой. Цепная реакция запущена уже слишком давно, идея уже охватила слишком много голов, уже смазала все изначальные смыслы и побуждения, гибридизируясь и распыляясь неясным светом сомнительных Врат Рая — ворот Иерусалима.
Как и другая повесть, «Тьма покрывает землю», «Врата Рая» стали манифестом мрачного разочарования Анджеевского в коллективных, сверхличностных идеологических формах: в католичестве и социализме. Может быть, позволивший себе достаточно смелые гомоэротические моменты в этом фильме Вайда нарочно стремился уйти от другого, пессимистического смысла, заложенного в бесконечной фразе Анджеевского. В конце концов, режиссер дразнил Красного Дракона, залившего кровью Будапешт, и не хотел, как можно предположить, заходить слишком далеко. Смотришь фильм с удовольствием, но вспоминаются из него отдельные, оторванные от массы фигуры или группы фигур. Яркие, красивые, на фоне залитых солнцем пейзажей. Вспоминается замечательная игра Лайонела Стэндера, исполнившего роль священника-«детектива». Эта выделенность фигур и фигурных групп, эти рубленые эпизоды, эта контрастная склейка монтажа — как раз то, что пытался преодолеть в самой технике своей повести Анджеевский. Сравнивая «Врата Рая» с повестью «Тьма покрывает землю», понимаешь, что для Анджеевского, писателя оттенков, чрезвычайно важен тот неуловимый миг, когда идея перерастает своего создателя и выходит из подчинения, готова уничтожить его самого, если понадобиться. Вайда снял хороший исторический детектив, в духе «сексуальной революции» шестидесятых, но почти демонстративно ушел от смыслов, диктовавших Анджеевскому тон и колорит его прозы.
Хороший исторический детектив. Добротное кино. Анджей Вайда.
9 из 10
3 июля 2014
К прозе Ежи Анджеевского Вайда обращался несколько раз. Лучшим и главным примером является, конечно же, фильм «Пепел и алмаз», окончательно сделавший Вайду самым известным польским режиссером. Эта картина экранизирует историю о начале пресловутого средневекового «крестового похода детей». Сюжет только на первый взгляд выглядит романтичным, реальные его причины просты: маниакальное стремление европейских феодалов отвоевать регион, связанный с жизнью, смертью и воскресением Христа, привело к тому, что несколько крестовых походов подчистую сократили взрослое мужское население Европы. И тогда за дело взялись дети… Однако все закончилось печально: если и мужчины не оказались готовыми к реальности, то детям и подавно невозможно сделать то, что не смогли сделать взрослые.
История, которую рассказывают Вайда и Анджеевский, очень камерна. Их не интересуют все обстоятельства похода детей, но его протагонисты, главные действующие лица. Монах, он же бывший рыцарь, прибившийся к детям по дороге, поочередно выслушивает исповеди главных героев, пытаясь, подобно некоему следователю, выяснить, что послужило первоначальном толчком к походу: vox populi или все же vox dei, как говорится. Выводы парадоксальны. Не буду рассказывать сам сюжет, но изложу логику самих выводов. Оказалось, что именно детская невинность, вроде бы дающая надежду на исполнение самых фантастических желаний, и является причиной тому, что эти желания заранее неосуществимы. Такой вывод звучит весьма декадентски, собственно, и весь фильм выглядит весьма декадентски: режиссера больше занимает не идея ребенка как tabula rasa, то есть «чистого листа», а скорее ребенка как потенциального взрослого, в душе которого уже кипят страсти, им самим не до конца неосознаваемые, поэтому самый чистый, искренний и невинный и может оказаться самым виноватым.
Чисто кинематографически фильм имеет ряд существенных недостатков. Во-первых, очевидна его литературность. То, что на бумаге выглядит перспективным (постепенное разматывание истории in media res, то есть от середины, к его началу, и заполнение недостающих элементов общего паззла свидетельствами различных очевидцев), в фильме угрожает самой его целостности, так как мы видим лишь кумулятивное, разворачиваемое последовательно представление каждого из протагонистов с их отдельной историей. Это хорошо рассказать в словах, но представить в таком виде на экране уже невозможно: литературный материал все равно перешивает, собственно, киноэстетику.
И второй, так же важный момент. В фильме практически все роли играют дети. Если, допустим, в «Повелителе мух» Брука это превращается в захватывающий монтаж психологических аттракционов именно из-за того, что дети у английского режиссера играют просто запредельно, то у Вайды юные актеры как будто исполняют роль, представляют некий усредненный типаж, из-за чего история теряет свое психологическое обаяние. А это очень сильно ослабляет внимание к происходящему, актеры не справляются со своей задачей. Две обезьянки, к примеру, легко переигрывают что протагонистов, что совершенно безликую массовку, которая просто плетется весь фильм за главными персонажами.
Вывод прост: не лучший фильм Вайды.
6 из 10
16 декабря 2013
