Високосный год (1961)

Очень странное впечатление производит рецензия. Оценить ее содержание, уловить мысль автора рецензии — дело простое, хотя автор и пытался эту задачу максимально усложнить. При этом он так увлекся терминологией, что порой наносит чувствительный урон смысловой составляющей, выстраивая громоздкие конструкции из слов. Интересно было бы понять, что он имел в виду, говоря о «тривиальной специфике прозы Веры Пановой». Что же это за зверь такой «тривиальная специфика»? И вообще, словом «тривиальный» автор явно злоупотребляет. И не слишком любит тончайшего, умнейшего писателя Веру Панову. «Сценарный материал Веры Пановой остается кричаще традиционным». «Кричаще традиционным» — это тоже сильно сказано. Знаете, у традиционного нет нужды кричать, оно уже утвердилось и может себе позволить понижать голос до шопота. Кричит обычно радикальное. Рецензия получилась тоже, если и не кричащей, то брюзжащей. И удивительно, что для такого «глубокого» анализа автор выбрал такую скромную трибуну. «Глубокая философия на мелких местах» — это именно тот случай. Фильм Эфроса не слишком удачен, он намного прямолинейнее оригинала, то есть романа. За кадром судьбы, эволюция характеров, тонкости. Налицо только выводы, резюме, только итоги непростых подспудных процессов. В фильме проза Пановой узнается только по фабуле. Так что не стоит бросать камни в автора сценария, вогнавшего роман в такие узкие кинорамки. Еще вопрос, что осталось от ее сценария. Автор его читал? Напоследок позволю себе смиренно попросить автора меньше пользоваться иностранными словами, а поработать немножко над русским языком, чтоб избежать перлов вроде «тривиальной специфики» или «внутри неё самое». Успехов в учебе!

Этот фильм Эфроса часто помещают в ту линейку картин, которая соотносится с весьма диффузным понятием «советской новой волны». Кажется, обоснований этому достаточно. Для начала 1960-х годов в фильме есть большое количество нестандартных для отчественной киноэстетики того времени решений. Сразу бросается в глаза гиперактивность камеры, постоянные перемещения, сдвиги, неожиданные ракурсы, вообще акцентация на формальном операторском приеме. Так, и монтаж (по сравнению с монументально-неподвижной стилистикой позднего сталинского соцреализма) все время напоминает о себе регулярными склейками, не дающими толком продолжиться практически ни одной сцене в фильме.

Понятно, что в «Вискосном годе» есть определенное сопротивление кинонарративу, более-менее линейному расположению событийного материала, который сам по себе наталкивает на прямолинейное истолкование динамики (отрицательной либо положительной) характеров протагонистов.

Однако, данный фильм все же представляет собой знаменательный сбой, перекос формы над содержанием. Очень часто изыски «камерамена» или режиссера, даже в самой тривиальной сцене позволяющему быть до нескольких радикальных монтажных сцеплений, выглядят задачей внутри неё самое. Сценарный материал Веры Пановой остается кричаще традиционным, но и это не самое страшное. Актерский состав совершенно дезорганизован стилистически. В ранней роли Смоктуновского, конечно, угадываются его будущие многослойные рефлексивные персонажи, но это не может избыть того факта, что большинство актеров ведут себя в кадре «старорежимно», как будто они на сцене, а не в фильме. Все это создает странную перспективу. Представьте, что Годар взял на главную роль Маре в фильме про середину 19 века, но при этом попытался решить подобный фильм в нарождающейся эстетике отказа от костюмов и пафосных переживаний. Так, и у Эфроса не удалось соблюсти должную пропорцию между откровенно тривиальной спецификой прозы Веры Пановой и искренним желанием исследования киноязыка на предмет его «непрочности» в связи с нарождающимися эстетическими паттернами 1960-х. Фильм в итоге вызывает недоумение и при этом удовлетворение своим несовершенством. Становится понятно, как в указанном десятилетии в итоге советское кино дало несколько образцов настолько «несоветских», насколько это, конечно, было возможным в те времена.

6 из 10