Черный Орфей (1959)

Переложение мифа о великом искусстве и великой любви на темы бразильского карнавала. В общем, в ритме самбы.

Почти было подумалось, что это калька с Вестсайдской истории, но вот случилась на пару лет раньше и отхватила все главные (оба два) призы мира — пальмовую веточку маленьких, но теплых Канн и американского дядюшку Оскара из большого Голливуда. Да и было бы странно, если бы этого не произошло. Европейские кинотрадиции и традиции американского мюзикла должны были найти отклик по обе стороны Атлантики. И нашли. Гениальная по задумке, хоть и не совершенная по исполнению, картина, поражающая даже сегодня небанальным сочетанием непрекращающегося страстного ритма бразильского джаза (босса-новы) и яркими красками кино и бразильского карнавала.

Естественно, что саундтрек здесь первичен. Только вместо колоколов судьбы стучат там-тамы и прочие ударные, подгоняющие действие. Ну и романтичные баллады, сделавшие бразильскую музыку одним из главных эстетских трендов последних 60 (!) лет.

Ещё один источник вдохновения — конечно, итальянский неореализм, ведь страсти бушуют в фавелах Рио, где богатство измеряется только страстями и звуками гитары… Странно, что советские цензоры сочли картину неоколониальным взглядом на жизнь негритянского населения… А ведь соцреализм здесь так близок. В конце концов, Капитаны песка и прочее из Жоржа Амаду в СССР приветствовали.

Правда, если бы написали про религиозную пропаганду, было бы логичнее — перелицовка финала вышла совсем уж в Карибском духе, с почти что зомби, но ещё и катком прошлись (почти буквально) по «бумажным душам» из области бюрократии.

Жаль только, что Марсель с прекрасной творческой фамилией Камю больше ничего и не создал…

Мы привыкли просматривать бесчисленное количество фильмов, менять каждые год-два новые смартфоны и добавлять неизвестных людей в «Друзья» — всё это дань современности и сложно от этого удержаться. В то же время независимо от поколений рядом с нами и внутри нас будет жить то, что неподвластно времени.

Что же это? Ответ у каждого свой. Думаю, для сценаристов и режиссёров «Чёрного Орфея» ответ очевиден — музыка и чувства. Рассуждать о их влиянии — грош цена. Достаточно выйти на улицу убедиться, что музыка владеет умами многих людей и без неё приходится тяжко. Что касается чувства… в век высоких технологий я верю, что человек не потеряет своё лицо, серость и унылость не подавит движения к знанию, к прекрасному, к музыке, женщине, музыке, творчеству.

Безразличие — начало конца, интерес — путь к счастью.

Что касается самого фильма, то он недаром в списке любимых. Его можно пересматривать сколько угодно раз и он не потеряет своей привлекательности.

Причин несколько:

1. фильм влюбляет в Бразилию;

2. фильм влюбляет в самбу;

3. фильм показывает, что жизнь удивительная штука и удивительной её делают не только герои фильма, но и каждый из нас.

В том числе под влиянием этого фильма я посетил как-то Рио и, знаете, о музыке и карнавале всё правда. С момента выпуска кино в 1959 году поменялись декорации города, а люди и музыка остались. Верю, что так всё и останется)

10 из 10

Привилегия легенд — быть вне времени. Жан Кокто, «Орфей»

А город танцевал. Рио всегда танцует, просто во время карнавала действо чуть концентрированнее. Ритм самбы раскаляет воздух и взметает под ногами пыль. На улицах громко. Запала столько, что разговаривать жители города не умеют, а тут еще нужно перекрикивать музыку. Она уже — не меньше, чем религия, и звучит, кажется, с самой вершины Корковаду. И среди этого буйства красок, энергии и ритмов любили друг друга Орфей и Эвридика. Трамвайный кондуктор и деревенская девушка.

Древнегреческий миф о несчастных возлюбленных, обретших друг друга только в царстве мертвых, автор пьесы-оригинала риодежанейрец Винисиус ди Морайс, а затем и французский постановщик Марсель Камю лихо расцветили бразильской эстетикой. Сочащейся из каждого переулка праздностью бытия, в которой так тяжело разглядеть непритворную любовь, окунуться в омут небурлящих чувств, расслышать звук негромких слов. «Счастье бедных людей — великая иллюзия карнавала», — говорит Орфей. Но на счастье это неугомонное веселье и не претендует. Тем не менее разглядели, расслышали, растворились друг в друге; финал известен. Однако места грусти не остается: вот новый, пока еще маленький Орфей встречает рассветное зарево под аккомпанемент гитары, что заменяет собою лиру; тут же танцует крошечная Эвридика. Беззаботные, счастливые, открытые всему миру, дети верят, что музыка пробуждает солнце ото сна, дарует людям очередное утро. И проживут его горожане уже без прежних Орфея и Эвридики, но еще не с новыми. В жарком предвкушении расцветающего дня.

Миф, поймавший игривые блики южноамериканского солнца, с удовольствием впитал этот колорит вечного праздника жизни. Необычен он и потому, что Рио в нем полностью африканизирован. Столь кардинальное преобразование, с одной стороны, работает на универсализацию истории: любовь — сила, не знающая границ ни в чем, какие бы координаты ни задавались, вечны сюжеты ее. С другой стороны, обращение к Африке (и дух Эвридики вызывают шаманы), такой языческой, не тронутой хозяйской рукой цивилизации — есть признание владения ее народом особыми видением и ведением. Еще в драматургическом и кинематографическом предшественнике картины 1959 года, «Орфее» Кокто мимолетно упоминается, что кто-то отдавал приказы самой Смерти под «тамтамы диких племен Африки». Кстати о ней. Смерть не шикарная, строгая дама, а незнакомец-преследователь в карнавальном костюме. Трусливая пешка, безвольный исполнитель, низводящий страх и предчувствие катастрофического до неудобства от назойливого и все-таки определенно опасного поклонника. Да, он обещает прийти вновь, да, он приходит и забирает Эвридику. Но будто бы невзрачность его, незаостренность авторского внимания на фигуре смерти заведомо дарит ее жертвам второй шанс, пускай даже в мире мертвых.

«Черный Орфей» — это и традиционный для кинематографа Бразилии 30—50-х гг. XX века карнавал на экране, и вдохновенная интернациональная коллаборация, модернизация неоклассицизма, но не мистическая, как сюжет Кокто. Не наведен и фокус на Орфея как избранного, обладателя частных отношений с жизнью, смертью. Он певец и музыкант, но не поэт, в сущности, в этом еще один уклон в сторону светло-мелодического наполнения, а не нервно-метафорического. Эта картина дала дорогу в жизнь чудесной «Mahna de Carnaval», пополнившей зарождающийся жанр босы-новы. Песне, в которой печаль и надежда сплетены в единый образ, — прекрасный, глубокий, но зыбкий, как сама любовь. Да и, пожалуй, «Черный Орфей» — фильм о любви, как бы банально это ни было. Однажды вспыхнувшей, обласканной солнцем, звучащей, беспокойной, наивной, легендарной. О любви на два мира. Навсегда.

Этот фильм, предлагающий вольное толкование мифа про Орфея, перемещает нас на веселые улицы Рио, ожидающие наступление карнавала. Тут Орфей найдет свою Эвридику и известная история будет обыграна заново. Трагедия повторится на этот раз в совершенно реалистическом измерении. Цветной колорит и приоритет крупным планам создадут дополнительную масштабность. А как трогательно будет выглядеть обряд общения с духом и смелый взгляд Орфея на Эвридику.

Черный Орфей предлагает нам гораздо большее, нежели постмодернисткое осмысление легенды. Мы видим, что мир гораздо больше традиционных европейско-североамериканских культурологических координат. Так называемые, развивающиеся страны могут предложить не просто новое осмысление реальности, но и вложить в них принципиальные усовершенствования. Не случайно ведь так выделяют создатели фильма расовую принадлежность главных героев. Именно такие мультикультурные проекты и создавали задел для современных широкополосных магистралей культурологического многообразия.

А в остальном, перед нами замечательный в своей лаконичности, приближенный к совершенным формам поэтический реализм. Мюзикл, совмещающий в себе социалистические тенденции и изысканную аристократическую риторику. Пожалуй, никогда еще фавелы не были столь притягательны.

10 из 10

Если смотреть на наградной список этого фильма, то выйдет, что не было лучшей картины, чем эта, в 1959 году, но это не совсем так… Хотя синхронные высшие оценки, как голливудского сообщества- «Оскар», так и европейской фестивальной общественности- «Золотая пальмовая ветвь» Канн, всё же подводят к рассуждению о том- насколько хорошо это кино…

А лента между тем и вправду хороша, как своим внешнем видом- расцвеченным в яркие краски карнавального Рио, так и внутренним содержанием- внесённым в синопсис древнегреческим мифом.

Потому-то и заслужил он признание американских киношников, что явил собой жанрового «родственника» голливудского мюзикла, хоть и не наделённого повсеместными песенными диалогами. С другой стороны, фильм снят в традиционной европейской киностилистике того времени- неореализме, с непрофессиональными актёрами и естественным антуражем пляшущей толпы. При том, что снял его француз Марсель Камю, да и в номинациях лучший иностранный фильм он проходил- как французский, он безусловно кровь и плоть солнечной и беспечной Бразилии!

Конечно, это утрированный взгляд(«через границу») европейца на «страну карнавала», но всё же, стоит отдать должное режиссёру, сумевшему показать,- как бесконечную танцевальную феерию, так и обратную сторону праздника- с давками, гибелью людей и горьким утренним отрезвлением от угара торжеств.

Говоря о этой киноработе, нельзя не отметить, западающие в душу зрителя, мелодии, классиков, зарождавшего в те годы, нового музыкального стиля босса-новы- Луиса Бонфа и Антонио Карлоса Жобима. Что составило некий лирический контрапункт всему звуковому ряду ленты, исполненному в искромётных ритмах самбы.

Живописные панорамы Бразилии запечатлённые на истменколоре, задают потрясающий антураж всему действию фильма, добрая половина которого есть предкарнавальное ожидание. Динамика строя картины, рождается в череде экзотических танцев, которые лучше любых образов демонстрируют на экране: любовь, ревность, отчаяние, страх, радость и смерть…

8 из 10

Потому что всему миру известно, что Орфей любит Эвридику!

Что за чудесная страна — Бразилия! Мифический остров Бразил, я хочу жить на твоей земле, наслаждаться теплом твоего солнца, вдыхать твой сладкий чистый воздух, заныривать в громадные волны твоего океана, и смотреть на все с высоты твоих гор! Не удивительно, что именно здесь разворачивается, старая как мир, трагедия любви.

Миф об Орфее и Эвридике — наверное, самый мой любимый из всего сохранившегося древнегреческого наследия. От того, что творилось за тысячелетия до нашей эры, в 1959 остались разве что неподвластные времени имена — главных влюбленных, и Гермеса, проводника в царство теней. А еще размытая, завешанная блестками и бусами из бумажных цветов, атмосфера неотвратимого конца — судьба, в лице трех сестер, неустанно плетущая нить жизни, оборвется в назначенный день и час.

А жизнь в Рио-де-Жанейро кипит, бурлит, рвется ко мне, осенним дождливым днем, солнечным светом, пульсирующим бедрами под звуки тамбурина. Танцы не останавливаются ни на минуту. Музыка не смолкает даже ночью. Страсти разгораются. Комедия и трагедия слились в одно — превосходное представление под названием карнавал.

«Черного Орфея» стоит посмотреть только ради потрясных видов Города Бога. Его тепло я чувствовала спустя пятьдесят лет. Когда воздушный змей замирает высоко над обрывом, где внизу — океан и пляж, и современные высотки, мое сердце обливается кровью — хочу!

И после «Черного Орфея» не верю я, что солнце встает на востоке. Его будит для меня маленький мальчик из Бразилии, играя на гитаре чудесную мелодию. Которого также будут звать — Орфей.