Джулия (1956)

Чудовище полюбило красавицу. Полюбило и сделало все, чтобы красавица стала его. Но даже если и кажется, что зверь внутри молодожена дремлет, это затишье перед бурей. Ревность поднимет свою уродливую зеленоглазую голову, ибо чудовище не желает делиться.

Сказочно-шекспировские описания порой подходят и для вполне современной истории. Двое любят друг друга, но порой тревожный раскат грома нет, да и прогремит вдалеке. Новоиспеченный муж оказывается настоящим Отелло. И красавица начинает играть в Шерлока Холмса, заручившись поддержкой так вовремя появившегося надежного друга. Казалось бы, Джули знает Лайла давно, знает о бушующем в его душе чувстве и взрывном темпераменте. Но скорая смерть ее первого мужа при подозрительных обстоятельствах не мешает ей практически сразу выйти замуж за влюбленного в нее пианиста. Защита требует отметить, что, возможно, обольстительный французский акцент, страстный взгляд темных глаз и фантастические руки мсье Журдана сделали свое дело, заманив пташку в сети. Так или иначе, приманка недолго держала Джули на коротком поводке. Семейная жизнь была безоблачной до одной особенно сильной вспышки ревности, и вот в Джули уже нет и следа былой любви ко второму супругу. Зато своему другу Клиффу она теперь изливает душу и жалуется на жестокого Лайла. Порой кажется, что любой мужчина, попавший в окружения Джули, становится ее слугой. А невинная Джули хлопает глазами, заламывает руки, истошно вопит и жалуется, жалуется, жалуется всем, кто готов слушать.

Наверняка можно вспомнить полдюжины историй с подобным сюжетом, где мелодрама маскируется под остросюжетный триллер, и «Джулия» — яркий пример такой мимикрии. Самое слабое место такой идеи кроется даже не в легкой тривиальности сюжета, а в главной героине. Мы должны сочувствовать ей, вздыхать и сокрушаться, мол, как же ее угораздило. Но Дорис Дэй не делает ровным счетом ничего, что бы расположило бы к ней зрителя. Резкий переход от медового месяца к всепоглощающей ненависти заставляет задуматься об искренности ее чувств к Лайлу. Друг Клифф, преданным псом следующий за ней и тоже внезапно заметивший монстра в ее муже, нужен несчастной героине только для того, чтобы в прямом смысле отвести огонь от себя. Пока полиция связана по рукам и ногам отсутствием каких бы то ни было улик или доказательств, Джули немного играет в шпионов и даже сажает самолет. Получается, что она нечто среднее между «девицей в беде» и Джеймсом Бондом. Эти противоречия медленно, но верно уничтожают ростки сочувствия к ее доле, заставляя обратиться к самому яркому фигуранту истории.

Если ненатуральная Джули — самый скучный момент в картине, то ее муж чарующе натурален. Луи Журдан пугает своей естественностью в двух вещах — он одинаково легко убеждает женщин в своей жгучей страсти и угрожает убить их. В одних и тех же глазах вспыхивают то любовь, то смертельная решимость, пока он в полумраке улиц спокойной преследует Джули под аккомпанемент своей музыки. Точеное мастерство француза, особенно выгодно оттененное взбалмошностью его экранной супруги и кучки второстепенных персонажей, приковывает к себе внимание, не отпуская до последнего. Каким-то образом бушующая ревность Лайла закована в стальные тиски самообладания, словно план мести неверной супруге уже давно сложился в его холодной голове. Порой, когда Лайл в тяжелом молчании ведет машину, ты думаешь, что много бы отдал, чтобы узнать о его мыслях. Лайл Бентон — не первый и далеко не последний негодяй в исполнении Журдана, но определенно один из самых примечательных. Его глаза будут преследовать Джули еще долго после того, как они расстанутся навсегда. Потому что даже на том свете чудовище вряд ли захочет делиться.