Сердце-обличитель (1953)

Я люблю странных людей. Все мы немного странные люди. Джеймс Мейсон всегда казался мне чрезвычайно странным актером. Аристократичный, надменный, с прибабахами, на грани нервного срыва, а иногда — воплощение чистого зла — не зря ему так часто доверяли примерить фашистскую униформу. Если покопаться в моих старых отзывах, обязательно выскочит строка — Мейсон единственный актер, которого я боюсь. За дословностью можно обратиться к первоисточнику («Вердикт» Сидни Люмета).

Дело ведь не в словах. В «Сердце-обличителе» акцент был сделан верно — нужно отыскать голос — гипнотический, кошачий и не злой, вселяющий в сердце холод одними вибрациями. Экран погружается в черноту, когда Джеймс Мейсон произносит первые строчки — «True, I’m nervous, very, very dreadfully nervous.» Попробуйте произнести слово нёрвос как Джеймс, ммм, у вас никогда так не получится! Я бы отдала ему Оскар только за одно это слово. Nervous… И я его люблю. И дикая усмешка в его глазах…

В моем случае сразу становится понятно, что анимация для меня ушла на второй план. Честно сказать, полноценную картину я уловила после второго просмотра. В память врезались ассоциативный ряд бельмо-луна-пузатый фарфоровый чайник, и стоп-кадр в духе Сальвадора Дали — все та же Луна, створки жалюзи, нагроможденные в открытом пространстве, со спадающими белыми занавесками. Катарсис. Минута свободы.

Второй случай, не самый заметный, По никогда не был близким мне по духу писателем, и в этом, конечно, виновата только я сама, но в «Сердце-обличитель» они так гармонично соединились — странный По и странные художники, взбунтовавшиеся против диктатуры Диснея. Конечно, Оскара за такие слияния не дают. Я не хочу думать, что было бы с картиной, если бы ее озвучил кто-то другой. Люди искусства — они такие странные, ах да, и nervous, very very nervous, сбиваются в стайку как алкоголики у местной разливной. Если хотите утолить жажду по необычному, дождитесь темноты и включайте «Сердце-обличитель».

7 из 10