Месье Венсан (1947)

Франция образца 1617 года. В один из провинциальных городков прибывает «на участок» священник Венсан де Поль, где застает просто ужасающую по невежеству картину. Богатые проводят свои дни в празднестве, бедные зашорены в своих предрассудках, а еще в городке есть подозрение на чуму, по крайней мере, дом одной несчастной женщины местные заколотили, в ожидании ее смерти. Но у прибывшего священника свои виды на мирское мироустройство, и он начинает ломать общественные стереотипы. Для начала он вламывается в дом чумной…

Имя режиссера Мориса Клоша вряд ли что-то скажет даже для любителей французского кинематографа. Что-то снимал до войны, что-то (под впечатлением от своего успеха в стиле христианской добродетели) после… но водоразделом для этого давно забытого парня так и остался 1947 год, когда француз взялся экранизировать жизнь святого XVII века, основавшего конгрегации для нищих, Викентия де Поля. Постановка Клоша, безусловно, тенденциозная. Подобные христианско-морализаторские истории сразу же после войны возникали в Голливуде («Колокола Святой Марии», «Ключи от царства небесного», «Идти своим путем»), и такой же запрос был актуален для разбомбленной войной Европы. Кинематограф второй половины 40-х ударился в две крайности — неорелизм и христианский мессианизм. Везде были переборы в виде чрезмерной пафосности и культа нищеты, которые Морис Клош обойти смог лишь частично. Если пафоса в фильме самая чуть, то идеализация нищебродства достигла почти социалистического стандарта.

Впрочем, постановка Клоша сильна именно нравственной атмосферой и фактурным исполнением по большому счету особо неизвестных (даже в пределах Франции) актеров. Очень хорош в заглавной роли Пьер Френе, чей внешний образ здорово схож с портретами святого Венсана. Отменное исполнение, которое во многом способствовало тому, что картина Клоша собрал тучу международных призов, включая такой любимый нами «Оскар». Но вот в плане сюжетной динамики, кино вышло неравномерным. Очень сильное начало, когда в принципе еще ничего не понятно, и приезжий священник начинает драконить невежественное население провинциального городка. Вообще, первые полчаса фильма — это и есть настоящий бенефис Клоша. Интересно как исполнение актеров, так и достоверно подобранная фактура с острой религиозной социалкой. А потом… потом, в общем-то, тоже пошло не плохо, но фильм начал сюжетно скакать, превращаясь в байопик о житии святого, где на первый план выходят толпы страждущих, стонущих, просящих и прочих бедолаг. Месье Венсан всем безумно пытается помочь, в некоторых случаях даже поднимается вопрос, а с чего это они такие нищие… но в целом генеральная линия скатывается даже не к любви к ближнему, а к любви к исключительно нищему ближнему.

Вердикт. Вне всяких сомнений, чистое и правильное кино. Да, своими морализаторскими крайностями режиссер вызывает внутреннюю дискуссию, но это-то и есть еще один плюс этой картины.

P.S. В некоторых источниках указано, что Ватикан поставил «Месье Венсана» на 45-е место наиболее значимых фильмов (по версии этого теократического государства) в кинематографе. Ну что же, охотно верим.

7 из 10

Агиография — жанр сложный по той простой причине, что слишком легко впасть в искушение представить образ святого как некий абсолютный идеал, почти лишенный всего плотского и наделенный лишь неостановимым устремлением в царствие «не от мира сего». Меж тем в этом фильме образ католического праведника, так симпатично и просто обрисованный замечательной игрой Пьера Френе, выглядит совершенно противоположным. Святой не уходит от мира, наоборот, он идет в мир, причем, в самые неудобные для духовного спокойствия закоулки. Это мир нищих и убогих, служению которым Венсан и отдал свою жизнь. Есть моменты, когда он полон воодушевления. Есть мгновения, когда он близок к отчаянию. Но категорический императив в нем сильнее временных импульсов души, вплоть до самого последнего момента. В фильме утверждается эталон католического социализма, подобный францисканской идее, что только бедный может по-настоящему почувствовать, что нужно другому бедному. Конечно, тут не обошлось без известных накладок: изображение мира нищеты практически сведено к упреку в адрес благополучного общества, в картине почти нет более диалектического анализа проблемы. Да и фабульное изложение судьбы Венсана препятствует более глубокому раскрытию духа эпохи, делая практически всех героев (от королевы Франции до последнего нищего) приложением к образу святого. Тем не менее можно говорить о явной режиссерской удаче: избегнув пафоса и сентиментальности одновременно, он создал глубоко человечную картину о том, что добро прорастает в нас самым естественным образом, если мы не ограничиваемся лишь собственными потребностями, а поворачиваемся лицом к миру.