Великолепная одержимость (1935)

Искусство делать добро

Философ Иммануил Кант полагал, что умение творить добро должно основываться на следовании нравственному закону, следованию ему даже против собственного желания, через силу, через не хочу; добрый поступок не должен исходить из субъективной симпатии к определенному человеку, иначе он теряет свою ценность. Доктор Хадсон, оставшийся за кадром герой мелодрамы «Великолепная одержимость», исповедовал подобный принцип всю сознательную жизнь, за что, собственно, и поплатился — утонул, спасая молодого мажора Бобби Меррика (Тейлор), о чем мы узнаем в первые минуты фильма.

Теория сама по себе интересна, и фильм, раскрывающий её на экране через историю вымышленного героя, наверняка будет привлекателен для зрителя. В реальной жизни обычному человеку избежать привязанностей, пожалуй, невозможно, но в художественной культуре можно найти примеры, иллюстрирующие эту идею на разные лады: Шерлок Холмс, Супермен, Илья Муромец, Кот Леопольд, Ризван Кхан из фильма «Меня зовут Кхан», Тревор Маккини из «Заплати другому» и т. п. Сам же доктор Хадсон, несостоявшийся герой данного фильма, называл таким примером Христа — т. е. он не считал Его сыном Божьим, а именно человеком, достигшим предела совершенства, возвысившегося до полного подчинения моральному закону; Христос, по мнению доктора Хадсона, должен быть не объектом поклонения — но образцом для подражания.

Вот так интересно. Из этого мог бы получиться неплохой самостоятельный сюжет для фильма любого жанра, как в мейнстримовом массовом кино, так и в авторском.

В случае с «Великолепной одержимостью» великая, прекрасная и неосуществимая теория эта послужила лишь посредственной основой для заурядной гламурной душещипательной мелодрамы 30-х. Впрочем, от самой теории мало что осталось — предполагалось, что герой должен делать добро любому нуждающемуся при каждой возможности; Меррик (Тейлор) же единожды подаст милостыню, и этим ограничится. Все остальные добрые его поступки будут совершаться лишь для одного человека — Хелен (Данн), предмет его любви и жертву всех его невольных ошибок, — по его вине она потеряла мужа, а потом и зрение. Так что теория Канта/Хадсона послужила лишь отправным посылом для перемен в мировоззрении Меррика; для дальнейшего развития сюжета она не важна, и с тем же успехом авторы сценария могли придумать любую другую причину душевного перерождения героя — например, он пережил клиническую смерть, или на лесной тропинке встретил волхва, который предсказал Меррику, что он прославит свое имя, сделав любимую женщину инвалидом.

Носитель идеи

Роберт Тейлор прекрасен — хороши как его профиль, так и игра; причем у актера помимо романтико-драматического таланта обнаружился ещё и комедийный. Со своей ролью мажора, прошедшего путь перерождения во всемирно известного хирурга с золотыми руками — и, параллельно, в закоренелого однолюба из повесы, — справился с кажущейся легкостью. Наблюдать за его игрой действительно приятно, ни единой фальшивой ноты, ни одной вымученной гримасы.

Гламурненькая слепая

Айрин Данн в роли пожизненной страдалицы меня не впечатлила. Поначалу я верила её горю после потери супруга… Но с того момента, как Тейлор объяснился ей в любви на фоне картонного Парижа и игрушечных машинок, катающихся на зданем плане по кукольному мостику, я поняла по её лицу, что она (как актриса) под конец фильма изрядно притомилась от бесконечных однообразных страданий своей героини, и что она с трудом вымучивает из себя улыбки и слёзы. Возможно, сама роль не вдохновила Айрин проявить свои таланты, возможно, не возникло химии между партнерами (то ли дело её дуэт с Кэри Грантом в «Грошовой серенаде», «Ужасной правде» и «Моей любимой жене» — вот где она действительно блистала) — но представьте на её месте любую другую звезду тех лет, примерно такого же масштаба и со схожим типажом, Мирну Лой или Норму Ширер, и результат покажется ничуть не хуже, а возможно даже живее, лучше.

Роль Хелен Хадсон заставила её исполнительницу скучать на экране, хотя она могла быть сыграна интереснее. Например, через скорбь, отчаяние, ненависть, недоверие, опустошение, депрессию привести героиню к неприятному пониманию того, что больше всех она нуждается именно в том отвратительном мальчике-мажоре, лишившем её радостей жизни. Хелен-Айрин же сразу после аварии, приведшей к её слепоте, стала какой-то безмятежной, невозмутимой, смиренно и изящно дефилировала в дорогих платьях и вымученно улыбалась, никаких противоречивых чувств не выдавая, — впрочем, возможно, таков идеал истиной леди того времени.

Деньги это хорошо

Шелка и меха, шляпы и перчатки, укладки и ресницы, особняки и автомобили фильм, конечно, не портят, но куда интереснее и пронзительнее была бы эта история любви, борьбы и страданий, если бы происходила она не со сливками общества, которым и море по колено и все двери для которых открыты, а хотя бы с людьми среднего класса, которым пришлось попотеть в жизни, чтобы получить медицинское образование, добиться созвания консилиума всемирно известных врачей, и прочее. И вообще интереснее и трогательнее было бы смотреть, как слепая героиня учится кушать, одеваться, и читать по методу Брайля, а не то как она, демонстрируя модные туалеты, очередной раз тискает руки Роберта Тейлора и изрекает ряд тривиальных фраз, которые можно услышать в каждой второй голливудской мелодраме.

Фирменный студийный стиль

Отсутствие натурных съёмок (за иключением пары сцен), чистые отуюженные наряды, богатые декорации делают эту мелодраму довольно безжизненной, и похожей на не самый блестящий телеспектакль. Кино — миф, сказка, оно не должно копировать реальность, оно создает свою; но всё-таки эта реальность должна быть правдоподобна и убедительна, чтобы мы всерьез увлеклись происходящим на экране (например, зачем слепой накладные ресницы? очевидно, что реальная слепая, даже самая помешанная на фэшн-индустрии и бьюти-трендах, не станет каждый день клеить накладные ресницы просто для того, чтобы провести очередной день дома в компании падчерицы и горничной… Сразу не верится, что перед нами слепая; иллюзия происходящего разрушается, и перестаешь проживать эту историю, начинаешь отстраненно оценивать работу съемочной группы с технической точки зрения).

Вердикт

Довольно ладненькая мелодрама 1935 года, грустная, чистенькая и гламурная. Для поклонников моды 30-х годов ХХ века, старого студийного Голливуда и молодого прекрасного Роберта Тейлора.