Королева Келли (1929)

Многострадальный фильм, одна из самых существенных потерь в истории кинематографа. Это не риторическое восклицание, а констатация ряда грустных фактов.

Штрогейм написал сценарий в 1928 году, Глория Свенсон силами своей компании взялась за его постановку. Первоначальный сценарий не тот фильм, который мы сейчас можем увидеть. «Болото» — его название — вообще очень сложно сплетенная история, почитайте о ней сами. Сложность объясняется не тем, что Штрогейм — какой-то вычурный модернист, а тем, что, как ни странно, он страдал своеобразной сценарно-монтажной мегаломанией, подтверждением чему является, например, легендарная «Алчность». Из слов и кадров режиссер не мог выкинуть вообще ничего, ножницы сценариста и ножницы монтажера — это явно не его инструменты. Так и получилось, что съемки стали затягиваться и разбухать, а звуковое кино к тому времени начало стремительно вытеснять немое, так что Штрогейм был отстранен, а фильм заканчивал целый набор режиссеров, но это вряд ли добавило ему преимуществ. Главное в этом фильме принадлежит именно Штрогейму, даже в том виде, в каком он сохранился, его можно считать лучшим творением режиссера хотя бы теоретически.

Это фильм реалистический, хотя в нем можно заподозрить великосветскую мелодраму (скажем «спасибо» другим режиссерам и особенно Глории Свенсон, которая чуть было вовсе не уничтожила первоначальный замысел, проигнорировав часть материала и сведя все к банальной мелодраматической развязке). О реализме Штрогейма и заодно Бунюэля замечательно сказал Делез: «никто другой не описывал среду с таким неистовством и такой жестокостью, среду с двояким социальным разделением: на бедных и богатых, а также на «хороших людей» — «плохих людей». Но описаниям их придает такую силу именно манера соотносить черты подобных сред с изначальным миром, который клокочет у их основания и продолжается под ними. Этот мир не существует независимо от детерминированных сред, а, наоборот, пробуждает их к существованию вместе с характерами и свойствами, возникающими в самых верхних его слоях или, скорее, в еще более страшных глубинах. Изначальный мир представляет собой начало мира, но также и конец света, и неотвратимое скатывание по наклонной плоскости от первого ко второму». Штрогейм безжалостен к исследованию среды и самой личности. Импульсы его героев, густо замешанные на либидозности (главные герои представляют разные версии ее актуализации), приводят их к неизбежной девиантности. Регина, например, изощренная эксгибиционистка и садистка, с ней связана откровенная порнографичность не в смысле демонстрации отдельных частей тела, а всего тела и всего, так сказать, сознания.

Но финал фильма позволяет утверждать, чем «Королева Келли» отличается от «Алчности», сюжет которой показывает как раз целенаправленное движение к гибели без вариантов, естественные импульсы, по Делезу, именно уничтожают. Конечно, еще раз учтем, что этот финал компромиссен, но он все равно демонстрирует одну важную интенцию, которую я бы отнес не к натурализму, а скорее к поэтическому кино. В оставшейся версии фильма герои движутся от похоти к тому, что в наиболее совершенной форме выражено впоследствии в «Любовниках» Луи Маля. Это песнь торжествующей любви, песнь, основанная на эротизме. У Штрогейма нет и не может быть оппозиции тела и духа. К примеру, он показывает реакцию слуг, откровенно «ржущих» над своей королевой во всей гипертрофии экспрессии. Порнографичность кроется во внешней напряженности мускулов, в их регулярном аффекте, фрустрировании «нормального» состояния. Вот почему оскал на лице схож с демонстрацией совсем другого уровня человеческого тела. Поэтому эротизм неотделим от телесности, но теперь она как бы приподнимается над естественными импульсами, и мы входим в область эротизма как в загадочное здание, возводимое абсолютно реальной любовью людей как высшей тайной, которая обнаружилась не вовне, а в них самих. Конечно, то, что у Маля стало альфой и омегой сюжета, у Штрогейма лишь интермедия к тому, что так и не появилось на экране, «Королева Келли» не больше, чем первая часть, половина самое себя. Тем не менее именно в этом фильме он оказался как никогда близок к переосмыслению своих методов, но внешние обстоятельства оказались настолько драматичными, что дальнейшие рассуждения выглядят уже совсем гипотетическими.

Впрочем, как хорошо известно, эпилог этой истории свершился гораздо позднее. В великом финале «Бульвара Сансет» Штрогейм все же сумел взять своеобразный реванш у Свенсон. Кто видел, тот поймет.

9 из 10