Спокойной ночи, сестричка! (1918)

Выражение «Good night, nurse» получило распространение сто лет назад, на фронтах Первой мировой войны — тиражируемое солдатами, погружавшимися в наркозные сны на операционных столах военных госпиталей, оно быстро перекочевало за океан, где было увековечено популярным американским комиком начала XX века Роско Арбаклом в одной из четырнадцати короткометражных лент, реализованных совместно с восходящей кинематографической звездой с невозмутимым лицом Бастера Китона. Очевидно, увидевший свет годом ранее и пользовавшийся большим успехом, короткий метр Чарли Чаплина «Исцеление» оказал определённое влияние на творение Арбакла — центральная идея обоих фильмов идентична — богатого алкоголика отправляют в лечебное учреждение с последней надеждой на исцеление от пагубной зависимости. Но если Чаплин предлагает зрителю пускай забавную, но абсолютно вырванную из контекста зарисовку приключений своего героя в стенах элитного санатория, то Арбакл в течение практически такого же хронометража несколькими уверенными мазками успевает нарисовать персонажа объёмно путём внедрения ряда немаловажных эпизодов, показывающих предысторию оного, что даёт смотрящим главное — возможность не просто наблюдать за происходящим, заливаясь от смеха, а выбирать, стоит ли сопереживать нетрезвому протагонисту или нет.

В отличие от перфекциониста Чаплина, по возможности избегавшего натурных съёмок, дабы иметь абсолютный контроль над съёмочным процессом в стенах своей студии, юмор Арбакла часто рождался буквально из-под ног — исходя из местоположения конкретных съёмок. В открывающей сцене на улице, изрядно принявший на грудь герой Роско настойчиво исследует все доступные возможности по поиску сухого местечка, чтобы зажечь, наконец, пресловутую сигарету под проливным дождём. В ход идёт абсолютно всё: от предательски вывернувшегося наизнанку зонтика колышущейся на мощном ветру псевдодамы (в акробатическом исполнении Бастера Китона) до головного убора мокнущего рядом полицейского. Этот небольшой, но очень забавный и насквозь промокший эпизод, спустя десять лет, эхом отзовётся в полном метре Китона «Пароходный Билл», внушительная часть которого будет посвящена проблеме выживания маленького человека в условиях разбушевавшейся стихии.

Плохо, если супруг заявляется домой пьяным, но когда уютный домашний очаг становится ареной весёлого алкопредставления с участием специально приглашённых гостей в лице уличных музыкантов под руководством совершенно не трезвого мужа-концертмейстера — это уже, простите, ни в какие ворота не помещается. Вот и многострадальная жена Роско, испытав праведный тайфун должного негодования, приводит изнывающего от алкоголизма благоверного в лечебницу с жизнеутверждающим названием «Никакой надежды». Территория больницы становится благодатной почвой для многочисленных гэгов, на одном из которых стоит остановиться особливо. Пользующаяся неизменным успехом у публики, классическая хохма Арбакла с переодеванием в женские одежды принимает дополнительный комический оборот, когда корпулентная «медсестра» начинает откровенно флиртовать с героем Бастера — главным врачом. Для почитателей таланта Китона эта сцена уникальна тем, что «Человек с каменным лицом» демонстрирует в ней не очередной головокружительный трюк, а улыбку, спустя сто лет, растиражированную благодарными зрителями десятками гиф-изображений и успевшую стать мемом в виртуальных реалиях XXI века. Но вместе с тем, не стоит забывать о значении этого весьма удачного эпизода в актуальном временном контексте как великолепно исполненной пародии на утрированные театрально-мелодраматические ужимки, характерные для киноактрис начала века двадцатого.

Чем дальше на восток продвигается ползунок медиаплеера, тем становится очевиднее, что умело организованная цирковая вакханалия в больничном антураже не сводится к сугубо развесёлому водевилю, а всё более приобретает ощутимый сатирический оттенок. Средняя температура по лечебнице становится критической, когда режиссёр широко раскрытыми глазами свежеприбывшего пациента рассматривает современную ему медицину изнутри, играя на типичных страхах потенциальных клиентов учреждений здравоохранения и извлекая при этом гротескные и даже макабрические нотки: элегантно помахивая тесаком, доктор Китон встречает посетителей в щедро забрызганном кровью фартуке; психически неуравновешенная пациентка оттачивает скилл, размахивая руками в попытке отождествиться с ветряной мельницей; санитар деловито снуёт в больничном коридоре, держа в одной руке пилу, а в другой — чью-то ногу, в то время как больницу пытается покинуть хромой, забинтованный на всю голову человек на костылях, радостно восклицая: «Меня вылечили!»

Неудивительно, что выход ленты сопровождался неоднозначными отзывами кинокритиков, некоторые из которых осуждали постановщика за чрезмерную натурализацию насилия, несовместимую, по их мнению, с жанром комедии. Но именно это выгодно выделяет «Сестричку» на фоне пресной толерантности комедийных стандартов того времени и, как следствие, спустя век делает картину интересной для современного восприятия. Раздвигать границы жанра — и по сей день предприятие рискованное, а в период, когда кинематограф по молодости был ещё совсем зелёным, риск увеличивался многократно. Прекрасно это понимая, добрый доктор Арбакл делает смотрящим бодрящую инъекцию злободневной сатиры и чёрного юмора, не забывая о традиционных, проверенных временем, приёмах комедии фарса. Но это ещё не всё, что прописал своим зрителям смелый экспериментатор. Он берёт вас за руку и ведёт по территории кинематографического авангарда — эпизоды, являющиеся плодом воображения протагониста, органично вплетаясь в повествование, стремительно сменяют друг друга. И если для Арбакла погружение ничего не подозревающей публики в сон главного героя было не в новинку — двумя годами ранее он уже опробовал данный приём в коротком метре «Он сделал и не сделал это» — молодого Китона, учившегося искусству кинематографа на съёмочных площадках каждого нового фильма своего наставника, настолько вдохновит тема сновидений, что в дальнейшем она станет универсальным ключом к раскрытию его собственного творческого потенциала. Пройдут три года, и заветный сон Бастера Китона сбудется — он станет успешным режиссёром, снимающим фильмы на радость зрителям. Пройдут три года, и самый страшный сон Роско Арбакла вдруг станет явью — в отличие от кино, жизнь неподвластна заранее спланированному сценарию, в котором, после всех перипетий, неутомимый весельчак всегда сможет благополучно очнуться и, ощупав себя, добродушно улыбнётся нам с чёрно-белого экрана.